Покушение на власть: атрибут власти

Мысли о побеге по-прежнему не давали ему покоя, но при одном взгляде на дородную надсмотрщицу, которая появлялась в его камере, он пугался, чувствуя, что не сумеет справиться даже с ней. К тому же сильно болели затекшие ноги, с которых так и не снимали наручников. Утром ему снова принесли еду и воду. Он уже начал догадываться, что его постоянная сонливость связана с потреблением воды или пищи, в которую, вероятно, добавляют это проклятое снотворное, но ничего не мог с собой поделать. Выпив очередной раз воды, он крепко уснул, даже не подозревая, что через несколько часов приехавший с Кавказа Карл Гельван вместе с Эрикой поднимут его наверх, тщательно побреют, приведут в порядок ногти, неумело постригут. И даже переоденут в цивильный костюм.

Он проснулся от яркого света и грубых толчков, когда Гельван попытался его разбудить. От неожиданности Павел чуть не вскрикнул. Он находился в большой просторной комнате, залитой электрическим светом. На ногах по-прежнему были наручники, но чувствовал он себя как-то необычно. На лице будто чего-то не хватало. Словно ему отрезали нос или губы. Проведя по нему рукой, он с удовольствием отметил, что его побрили. И даже постригли. Павлу показалось, что он спит, настолько невероятными были эти превращения. Эрика сунула ему в руку развернутую газету. Не совсем еще соображая, что происходит, он держал газету в руках, пока Карл его фотографировал. Но затем почувствовал, что глаза у него слипаются — ему нестерпимо хотелось спать.

Он и уснул, свалившись на диван. Его отнесли обратно в подвал. Проснувшись, Павел долго вспоминал, что с ним было. И заснул снова, твердо решив, что все происшедшее ему приснилось. Но когда он проснулся на следующий день и провел рукой по лицу, ему пришлось поверить, что все случившееся с ним происходило наяву. На лице не было прежней густой щетины, на голове вместо отросших волос чувствовался ежик. Он так и не понял, зачем его куда-то поднимали, стригли и брили. Откуда ему было знать, что назавтра его фотографии со свежей газетой в руках попадут сразу в три центральных издания.

Ажиотаж вокруг похищенного журналиста — а теперь уже никто не сомневался в его похищении — вспыхнул с новой силой. К тому же на телевидении пошел слух, что похитители требуют пять миллионов долларов и оглашения их политической платформы. Стало ясно, что неожиданное исчезновение Абрамова превращается в криминальную драму с явным политическим оттенком. На этом фоне розыски пропавшей Ксении казались чем-то несерьезным. Тем более что молодая женщина уже прислала домой три записки, уверяя, что с ней все в порядке. Сотрудники уголовного розыска даже не собирались заниматься поисками этой девицы, сбежавшей куда-то со своим другом.

На следующий день после появления фотографий Абрамова почти все газеты опять написали о нем. Похищение журналиста постепенно становилось главной новостью для всех средств массовой информации. По всем телеканалам передавали его репортажи, рассказывали о его прежних успехах. Фотографии захваченного журналиста начали передавать ведущие информационные агентства мира.

И в этот день в Москву вернулся Дронго.

РОССИЯ. МОСКВА. 18 ФЕВРАЛЯ, ПЯТНИЦА

Его встречали в аэропорту. Он даже не успел дойти до своей машины и увидеть водителя, который ждал его у выхода из терминала. Два вежливых и предупредительных сотрудника Машкова забрали его небольшой чемодан и пригласили отправиться вместе с ними. Дронго смог только перезвонить водителю и попросить, чтобы тот его не ждал. А через сорок минут они уже были в том же самом кабинете, где заседала объединенная комиссия.

Все офицеры оказались в сборе. Дронго кивнул Машкову, мрачно поглядывающему на своего старого друга, поздоровался с остальными.

Генерал Богемский демонстративно отвернулся, увидев входящего Дронго. Он по-прежнему продолжал считать, что нельзя подключать к работе такой представительной комиссии подозрительных экспертов, не являющихся сотрудниками спецслужб. Сидящая рядом с ним ответственный сотрудник ФАПСИ Татьяна Чаговец строго глянула на Дронго. Она была согласна с мнением генерала Богемского и не понимала, почему этому эксперту опять разрешили появиться на заседании комиссии. Полухин вежливо кивнул в ответ. И только Нащекина улыбнулась, но более ничем не выдала своего отношения. Остальные отнеслись к «воскрешению» Дронго достаточно спокойно.

— Вы хотели встретиться с нами, — сухо начал Машков. — Можете кратко пояснить суть вашего анализа?

— Дайте мне пятнадцать минут, — попросил Дронго, доставая папку с материалами, — мне нужно только пятнадцать минут.

— Начинайте, — разрешил Машков.