Покушение

На следующий день утром медсестра пригласила юриста в операционную. Но как только надели маску на лицо и попросили глубоко вдохнуть, он уснул…. Никакой боли, конечно, не ощущал. Но чудилось Сергею в затуманенном сознании, что он белое огромное облако, плывет неторопливо по небу, созерцая вокруг. Каким-то образом он видел себя, и беспокоило только одно – размеры своего «нового тела». Ему непременно хотелось знать, где его собственное «Я» кончается,…но это облако было бесконечным во всех направлениях, насколько хватало взора. Когда Галкин стал «возвращаться» в свое привычное тело, то стал говорить «спасибо». При этом в отдалении он услышал какой-то смех и повторил несколько раз слова благодарности, подумав, что его просто не расслышали. Когда открыл глаза и пришел в себя, то увидел, что находится в своей палате, в окружении соседей по койке. Они смотрели на него и смеялись. Оказалось, что минут двадцать он говорил им «спасибо», но никто не мог понять, за что. А вот поблагодарил ли врачей в операционной, Сергей так и не узнал. К вечеру боль в загипсованной на всю длину левой ноге стала достаточно сильной и какой-то ноющей, но он терпел.

После вечернего обхода, кто-то из больных предложил скинуться на водку. «Футболисты», так в шутку звали тех, кому операцию делали на ногах, попросили «боксеров», тех, у кого были загипсованы руки, сбегать в ближайшие ночные ларьки за наркотическим зельем. Две пол-литровых бутылки водки на семерых не так уж и много, но заснуть они реально помогали. Молодому «нытику» не наливали, неизвестно, что он спьяну может выкинуть.

Пора, однако, продолжить рассказ о том, как из Галкина извлекали пулю. Перед операцией ему сделали укол, затем надели маску на лицо и велели глубоко дышать. Он уснул. Искаженное сознание «рисовало» нереальную картину. Перед глазами чудились какие-то падающие сверху кубики с цифрами: – 22, 36, 4, 85, 11…Размеры граней, как Сергею показалось, были примерно тридцать на тридцать сантиметров и цифры на них довольно крупные. Они падали в беспорядке на землю и образовали при этом целую гору. Галкин пытался уловить хоть какую-то закономерность в цифрах, но ему это не удавалось. Как долго продолжилось это видение, Сергей определить не мог. И вдруг появилась какая-то возрастающая боль, сначала еле заметная и где-то в области спины, но затем она становилась все более сильной и как бы разливалась по всему телу. Всюду боль, боль и боль. Казалось, она была внутри и снаружи. Кто-то буквально рвал его органы в разрезанном теле. Появилось затуманенное каким-то дурманом сознание, которое усиливалось вместе с болью. Больной стал слышать голоса врачей: «Режу здесь…зажим…тампон…иглу…». Операцию проводил сам Синицын Владимир Иванович, и Галкин начинал узнавать его голос. Как это могло быть? Почему так больно? Анестезиолог, видимо, вколол недостаточную дозу обезболивающего средства. Время от времени он должен был проверять зрачки оперируемого, но шла реальная борьба за жизнь, и было не до мелочей. Сергей хотел кричать, но язык не слушался, руки ноги тоже онемели, …а терпеть уже не было сил. Наконец, на спине стали зашивать разрез. «Раз – шов…, два – шов…, три…», считал Галкин. Всего получилось семь, затем голос Владимира Ивановича: « Переворачиваем». Сергея положили на спину, но из нее явно что-то торчало. Позже окажется, что это была силиконовая трубка, выведенная из простреленного насквозь левого легкого. Жидкость, которая может скапливаться после операции должна куда-то стекать.

Затем послышалось: « Скальпель… режу здесь…Крючок Фарабеса…». Последнего слова больной не знал и раньше никогда не слышал, но запомнил. Между тем хирург стал что-то резать в полости живота. Все, больше нет сил терпеть… Сергей пытался вдохнуть воздух – не получается и…все исчезло. И боль, и голоса врачей…. Умер…. Наступила клиническая смерть от болевого шока. Хирург делает прямой массаж сердца и легких. Вдох…еще один – ожил, и острая боль вновь пронзила все тело. «Но как же все-таки сладок воздух, которым мы дышим», – подумалось страдальцу. Между тем, врач что-то протыкал иглой внутри, и боль опять становилась нестерпимой. Но Галкин знал теперь, что делать. «Устану терпеть, уйду за грань», – подумал он и почему-то был уверен, что сможет это сделать по своему желанию. Наконец, долгожданное: « Все. Зашиваем». Сергей опять стал считать: «Раз-шов, два…три…», и вновь … пропали все ощущения. Как будь-то, выключили свет. Небытие…