С течением времени Джулия стала еще больше ценить покровительство леди Тревонанс. Крысы на Гроувенор-сквер были как будто истреблены, леди Блэкторн так и не вернулась к своему мужу – а свет как будто не усматривал в этом ничего предосудительного. Последнее, кстати, объяснялось не только поддержкой леди Тревонанс и леди Каупер, но и растущим успехом сестер Вердель в обществе: по-видимому, хозяйки даже самых изысканных гостиных были уверены, что без «прекрасной четверки» их вечера очень скоро перестанут кого-либо интересовать.
Недели мелькали все быстрее, наступил май. Нередко в изысканных гостиных Джулия сталкивалась с сэром Перраном, и он всякий раз заговаривал с нею любезно, даже ласково, однако в ней самой уже не было прежнего доверчивого простодушия. Он клялся, что все будет иначе, пусть только она вернется, – но ей достаточно было взглянуть в его холодные серые глаза, чтобы убедиться, что он лжет. Поэтому она старалась свести разговор к шутке и при первой же возможности избавиться от его общества. Однажды, когда он был особенно настойчив и говорил, что Лондон, который и всегда наводил на него тоску, сделался вдвое ненавистнее после ее ухода, Джулия равнодушно обронила, что в таком случае ему следует поскорее вернуться в Хатерлей. Баронет тут же изъявил готовность ехать, как только она и ее сестры будут готовы.
Джулия окинула его странным взглядом.
– Я не собираюсь ехать в Хатерлей, – сказала она. – Во всяком случае, я не намерена туда возвращаться в качестве вашей супруги.
На миг баронет застыл на месте, потом отвесил поклон и молча удалился. После этого он уже не донимал ее уговорами, но нередко – в театре, в Опере или посреди бальной залы – она ловила на себе его угрюмый взгляд. О чем он думает? – гадала она. Или – еще хуже – что замышляет?
В последние дни весны Джулия окончательно убедилась, что между сестрами, «Оливией» и бесчисленными визитами и балами ей стало просто некогда думать о супруге. Жизнь ее была наполнена до предела. Удручало лишь одно: не проходило и часа, чтобы она не тосковала по Эдварду. Много раз она писала ему, но так и не получила ответа, из чего можно было заключить, что она еще не прощена и что сердце его для нее закрыто.
Первого июня, во время утреннего визита к леди Тревонанс, Джулия снова благодарила маркизу за поддержку.
– Ах, все это очень хорошо, – нетерпеливо перебила ее леди Тревонанс, вертевшая в руках какое-то письмо. – Но за эти два месяца вы и словом не обмолвились о майоре Блэкторне – хотя я, признаться, порой едва сдерживала свое любопытство. Как хотите, но больше я терпеть не могу – тем более что только что получила от него письмо, и в нем тоже, как нарочно, ни слова о вас. Итак, скажите мне наконец, он хоть раз писал вам за это время? Ведь как-никак прошло уже два месяца!
Вопрос был задан так прямо и неожиданно, что в первую минуту Джулия не могла вымолвить ни слова. Наконец тихо, почти шепотом, она сказала:
– Нет, не писал. – Горло ее угрожающе сжалось. – Сама я отправила ему десятка два писем, но… он был очень сердит на меня, когда уезжал. Боюсь, что… – На этом месте Джулия осеклась: ей показалось, что, высказав свои худшие опасения вслух, она тем самым может приблизить их.
– Ясно. – Леди Тревонанс нахмурилась.
– Он не хочет понять, что у меня есть обязанности перед сестрами.
– Друг мой, его мысли сейчас заняты вопросами, имеющими чрезвычайное значение для Англии и для всей Европы. Наивно было бы ожидать, что ваши заботы покажутся ему важнее европейской войны. Надо как-то постараться убедить его, что вы должны были остаться и что для вас покинуть в такой момент своих сестер значило бы то же самое, что для него бежать с поля боя.
Джулия погрустнела.
– Я пыталась ему это объяснить, когда мы с ним виделись перед отъездом. Но теперь я иногда думаю: быть может, я была не права? Быть может, надо было тогда бросить все и уехать в Брюссель?
Леди Тревонанс покачала головой.
– Я полагаю, что вы должны были остаться, хотя бы на эти несколько недель. Если бы вы тогда уехали вместе с ним, сэр Перран наверняка сообщил бы всему Лондону о вашей порочной связи с его племянником и перед вашими сестрами захлопнулись бы все двери. Что бы они тогда делали? Сидели бы в своих комнатах в обнимку со своими загубленными надеждами, не смея высунуть носа на улицу? Нет, вы должны были остаться. Но, возможно, вам стоит подумать о том, чтобы съездить в Брюссель в ближайшее время. Почему нет? «Оливия» процветает, ваши сестры блистают во всех гостиных; и если вы – разумеется, не одна, а с подходящей компаньонкой – отправитесь посмотреть на Брюссель, где находится сейчас цвет нашей нации, то никто вас за это не осудит. Конечно, слухи всегда были и будут, но коль скоро вы не нарушаете никаких приличий, то на них можно не обращать внимания.
– Думаю, вряд ли у меня это получится, – сказала Джулия. Она попыталась представить, как ее сестры останутся в Лондоне без нее, но ей это не удалось.