И ведь это тот самый мир, к которому меня готовили пять курсов, вдруг обжигает мягкую ткань мозга мысль, отчего я ощущаю вкус разлившейся желчи во рту. Сплевываю. Предательский порыв ветра сносит слюну, отчего ту угораздило прямо на рабочие брюки. Побагровев то ли от стыда, то ли от злобы, я сплевываю еще раз. Остервенело. Будто ненавидя весь мир! Будто меня против воли заточили в клинике, уверив в том, что она – моя вечная тюрьма…
– Артем, – вдруг бросает он, весело улыбаясь. Половина сигареты уже выкурена. На выбритом виске его зияет свежая царапина, какую оставляют разъяренные кошки. Я учтиво представляюсь, но, вопреки ожиданиям, разговор на том не заканчивается. – Почему в ветеринарию пошел?
Я переминаюсь с ноги на ногу, в подошву резиновых лаптей каким-то загадочным и ненужным чудом впился камешек или осколок стекла. Кожу стопы неприятно колет… Конечно же, куда же без этих дурацких вопросов, ни одни коллега не упустит шанса задать его вновь прибывшему сотруднику, многие ждут целую историю, однако даже тех, многих, вполне удовлетворяет банальная и лживая, подобная уродливой метке, фраза:
– Животных люблю, нравится мне это дело, еще в школе решил…
– Даже в школе, – повторяя, удивляется он как будто всерьез. Видно, озвучено мной по-настоящему заслуживающее восхищения решение… – Ну, пойдем, – уважительно протягивает тот, быстро осмотрев окурок, – покажу клинику.
Прежде, чем юркнуть обратно в клинику за Артемом, я еще раз обвожу глазами двор: уж точно, ничто и не пытается намекнуть даже на слабенькое подобие изящества и богатства. Среди разрухи организовался медицинский центр, однако и его, как бы он не славился стерильностью и чистотой, однажды целиком поглотит воронка бедности, чтобы превратить его в разоренную обитель, наполненную историями о бессонных ночах, грязи и смерти…
Лариса… Девушка с темно-каштановыми волосами, не запятнанная ничем, что хоть какой-то гранью приближено к медицине, привыкшая к делам серьезного бизнеса… Я вдруг представил ее во весь рост, с изящной прямой спиной, представил рядом с собой, представил, как от увиденного она, ужасаясь, элегантно прикрывает рот ладошкой аристократической бледности, как волосы ее поднимаются дыбом… Нет, здесь ей точно не место, и в том счастье человека, что в силу собственных достижений или родственников он избегает грязи и болезней, в том его счастье, что он привык к изящности во всем, начиная от архитектуры и заканчивая завтраками…
Время близится к вечеру. От непривычки влившись в интенсивную рабочую жизнь ноги гудят, поэтому я намеренно решаю уйти часа на два раньше конца смены – все равно денег за сегодняшнюю работу не выплатят, а, значит, никаких обязанностей у меня перед клиникой вовсе и нет.
Болтая ногами, главврач сидит в пустом холле на скамье, рядом с ним – администратор, они до сих пор обсуждают дневной инцидент, и они будут обсуждать его еще несколько дней… Я вырастаю прямо перед ними, чуть ли не загораживая электрический свет.
– На сегодня все… – Голос предательски ломается, как будто владеет мною страх… Павел Геннадьевич в удивлении поднимает брови. Так и тянет оправдываться…
– Домой? Уже?
Я киваю:
– Переезду у меня сейчас, дел просто завались, так что… Надо идти, но завтра на весь день выйду.
– Ну, иди, – отмахнувшись, отпускает тот в свободный полет меня.
– Тогда до свидания.
– До свидания.
Я протягиваю руку – реакции никакой. Требовательно разворачиваю ладонь, и только тогда Павел Геннадьевич протягивает свою для вялого рукопожатия.
– Больше так не делай.
– Не любите?
Господи! Самый идиотский вопрос! И каким только Макаром он вырвался из моих уст? В ответ непонятное мычание. Один вид его – кивающая, как у глупой детской игрушки, голова, пустые глаза, и лицо такое пустое, потерянное, словно только что обвинили его во всех смертных грехах, – вызывало сплошное отвращение. Желание прощаться, пытаться оставить приятное впечатление вежливого молодого человека, скоропостижно завяло сорванным цветком. Павел Геннадьевич производил впечатление того, кому абсолютно наплевать на все окружающее, и при этом с администратором он вел такую милую сплетню…
Я молча разворачиваюсь и выхожу на улицу, оставляя звон дверного колокольчика позади. Вечерний воздух кружит голову, забившуюся окисленными газами клиники. Порой так приятно просто дышать прохладой, чувствуя, как она охлаждает перегретые мозги, и ни о чем не думать…
Я отхожу буквально на несколько шагов от клиники, как вдруг улавливаю жалобно-умоляющее:
– Быстрее! Тема! Быстрее! Быстрее!
Вцепившись в дверную ручку двумя руками, молодая девушка ураганом распахивает дверь мужчине, чьих руки держат закутанного в плед кота…