Поколение обманутых физиков. Хроники 80-х

Предисловие как послесловие

Выбирая себе профессию, каждый из нас закладывает стратегический план своей жизни, полагаясь на то, что известно о данной профессии из опыта предшествующих поколений. Но этот опыт на переломе эпох может оказаться никуда не годным, а в эпоху перемен любой выбор и вовсе становится заведомо неверным, а успех в профессии может быть обусловлен только случайностью.

В 70-е годы престиж естественных наук, прежде всего, физики, был очень высок, потому что эти науки были востребованы высшей бюрократией при создании ракетно-ядерного щита нашей страны. Но этот высокий престиж обеспечил неверную профориентацию целого поколения, которому были предложены шаблоны предшествующих поколений. Отсюда – переизбыток научных кадров и скудность финансирования науки, которая расплылась во множестве мелких задач. Проектов «курчатовского» типа к нашему выпуску (1985) не существовало. И даже если первые годы работы могли расцениваться нами как обязаловка – за обучение в лучшем для физиков вузе страны, то рубеж 80-90-х порушил все надежды найти такую научную тему (и соответствующее заведение), которой можно было бы посвятить всю жизнь. Удалось это лишь единицам. Длинные стратегии, принятые нами в юном возрасте, разрушились на глазах. И главной причиной была тотальная ложь «партии и правительства». Частью это была ложь сознательная, частью – от неведения, то есть, от глупости. Сегодня, как это ни печально, соотношение этих двух компонентов обмана молодых людей и страны в целом сместилось самым грубым образом в сторону первого типа лжи.

Читая свои заметки студенческих и последующих лет, прекрасно вижу радикальную несовместимость науки и идеологического диктата, который всегда служит оправданием бюрократии, доходящей до патологических издевательств над молодым поколением. Все, что на Физтехе не касалось изучаемых физико-математических дисциплин, как правило, было средством отвадить молодежь от научного творчества.

По своей наивности и упрямству я пытался найти в марксизме что-то рациональное – читал у «основоположников» то, что не требовалось, конспектировал их работы не по заданию, а с намерением разобраться. Времени на это недоставало, поэтому окончательно я разобрался уже в 90-х, став из наивного «марксиста» просвещенным антикоммунистом.

Коммунизм и физика были совершенно несовместимы. Все в совокупности, что выходило за пределы целевого образовательного цикла, лишь в редких моментах как-то способствовало становлению личности. Причем, скорее, в противостоянии системе, которая не могла дать нам ничего полезного, хотя на всех углах это обещала.

Работая над этой книгой, а прочел в сети беседу выпускников Физтеха, которые учились после нас и стали успешными предпринимателями. У них была совсем другая жизнь – более свободная от идеологического прессинга и всякого рода безумий «развитого социализма». При этом элитный статус Физтеха испытал очевидный упадок. Это теперь заведение для собирания и вывоза из страны талантливой молодежи. Если в 90-е до 20% выпускников уезжали за границу навсегда (и об этом открыто заявил ректор Н.Н.Кудрявцев), то позднее оценки выпускников говорили об эмиграции до половины физтехов. И если эта цифра завышена, то только потому, что уровень требований к поступающим, и уровень преподавания стали падать.

Наши предшественники не были столь жестко зажаты идеологическим диктатом и администрированием, унижающим студента. Почитав их воспоминания (в сборнике, выпущенном в 1997 к 50-летию Физтеха), я увидел совсем не то, что ожидал. Студенческие байки плюс идеализация. Это никуда не годится. Хотя этим поколениям (50-70-х) есть чем похвастаться по части научных достижений и полученных званий и должностей. Но это эпоха совсем иная, когда наука была на подъеме не только у нас, и выживание бюрократии, правившей страной, прямо зависело от успехов ученых. Теперь этого нет совсем – достаточно эксплуатировать природные ресурсы. Престижа нет не только у науки, но и у государства. А наше поколение было как раз на переломе – престиж уже падал, но еще никто не знал, до какой степени он упадет. Государство уже загибалось, но никто не ожидал, что оно рухнет. Наука еще только начинала насыщаться компьютерной техникой, но никто не ожидал, до какой степени это насыщение изменит все на свете.

Высоцкий пел: «Я согласен бегать в табуне,// Но не под седлом и без узды». Вот это вполне – схема частно-общественного партнерства, пригодного для существования науки. Пока ученый «согласен бегать в табуне», есть шансы на коллективный результат. Но он может (а иногда и хочет, а значит, должен) бегать в стороне от ученого «табуна». И как только его хотят принудить к седлу и узде, творчество заканчивается.

Конечно, наука продвигается преимущественно индивидуальными усилиями. Но они могут быть продуктивным только, когда наука становится одной из больших социальных подсистем, где концентрируются лучшие мозги нации, которые подкрепляются адекватными достижениям статусами и материальным обеспечением.