Покойный был с причудами

— Нет. Ни к чему волновать бабулек. Да и никто, кроме тебя, не сможет определить, побывали у тебя в комнате или нет. А что касается ключей, так убийца должен был понимать: если он позаимствует ключи у всех гостей Генриха, мы неизбежно свяжем их пропажу с убийством. У Мефодия он мог вытащить ключи безнаказанно, у Леши — лишь с маленькой долей риска, а вот у кого-нибудь еще — дудки! Поэтому ему нужно было найти какой-то иной способ. Может, он снял слепки. Правда, я понятия не имею, где у нас можно изготовить ключ по слепку, но он, наверное, осведомлен лучше. А посему нечего упираться, господа хорошие. Давайте-ка собирайтесь.

Мне еще пришлось изрядно попотеть, чтобы отодрать лентяев от дивана, но, когда нужно, хватка у меня бульдожья. В конце концов из схватки я вышла победительницей. Марк с Прошкой, ворча и распекая меня на все лады, удалились, после чего я позвонила Сержу и поручила ему расспросить Малахова. Серж перезвонил через десять минут и сообщил, что ключи у Мефодия Малахов отобрал, никаких пропаж у него в последнее время не наблюдалось и признаков вторжения он не замечал.

— Похоже, наш домушник ограничил поиски только квартирами твоих гостей, Генрих, — объявила я, закончив переговоры.

— Тогда напрашивается вывод: то, что он ищет, было у Мефодия в пятницу вечером при себе, — сказал Генрих. — Когда Мефодий отключился, этот некто его обыскал, но нужную ему вещь не обнаружил и пришел к заключению, что Мефодий сунул ее кому-то из нас. Поскольку мы были не настолько пьяны, чтобы он мог без опаски шарить по всем карманам, ему пришлось переключиться на обыск квартир.

— Логично, — одобрила я.

— Но тогда опять получается, что убийца — Лёнич, — заметил Леша. — Кто еще мог знать, что у Мефодия при себе?

— Кто угодно, — возразила я. — Во-первых, убийца мог случайно заметить это нечто; во-вторых, Мефодий сам мог намекнуть ему: дескать, вот он, предмет твоих вожделений, — и похлопать себя по карману.

— При всех? Насколько я помню, Мефодий из гостиной не выходил.

— Не выходил, — вздохнув, подтвердил Генрих. — Ни разу.

— Значит, при всех. А что в этом странного? Намек — он на то и намек, чтобы его понял только тот, к кому он обращен. Вспомните, сколько раз мы сами обменивались информацией или колкостями при посторонних, а непосвященным смысл наших реплик казался совершенно невинным.

— Мефодий был слишком простодушен для таких фокусов, — сказал Леша.

— Возможно, он проговорился ненамеренно, — предположил Генрих. — Только все это не приближает нас к разгадке. До тех пор пока мы не узнаем, что интересовало убийцу, нам его не вычислить.

— Но варианта всего два! — воскликнула я, стараясь не поддаваться подступающему отчаянию. — Либо он охотился за какой-то ценностью, либо за компроматом. Ценность, по-моему, отпадает. Если ради нее убили, она должна представлять из себя нечто исключительное, а Мефодий не магараджа, чтобы таскать на себе яхонты и изумруды величиной с грецкие орехи. Остается компромат. Заметьте, это нечто материальное — предмет, который можно потрогать руками и унести с собой, а не гипотетическая осведомленность Мефодия о чьих-то неблаговидных делишках.

— Под твое определение подходит слишком многое, — сказал Леша. — Письмо, дневник, фотография, кассета, диск, какой-нибудь документ — короче, любая мелочь, которую Мефодий по ошибке мог прихватить с собой, съезжая с очередной квартиры.

— Тогда получается, что Марк прав, подозревая Сержа? У остальных Мефодий жил слишком давно. Если компромат хранился у покойного столько времени, то почему убийца испугался разоблачения именно теперь? В случае же с Сержем все ясно. Мефодий совсем недавно узнал о его вероломстве… Нет, тут что-то не то. Ведь к Сержу в квартиру тоже забрались…

— А не придумал ли он это? — задумчиво спросил Леша. — Ты не рассказывала ему о вторжении ко мне или к Великовичу?

— Нет. Мы едва успели поздороваться, и он заговорил о своем мусорном ведре, которое лягнул перед выходом из дому, а оно таинственным образом приняло вертикальное положение и встало в сторонку под вешалкой.

Леша задумчиво поскреб бороду.

— Значит, не лазили только к Мищенко и Безуглову? Может…

— Насчет Мищенко и Безуглова нам ничего не известно, — перебила я его. — У Гуся сейчас хоть кавалерийский полк вместе с лошадьми расквартируй, он и то не заметит. А спросить Глыбу мы не удосужились.

— Так, может, спросим сейчас? Генрих, ты не знаешь его телефона?

Генрих покачал головой:

— Не знаю, Леша. Да и есть ли смысл звонить? Допустим, ваши квартиры обыскивал Глыба. Как ты думаешь, что он ответит на вопрос, не забирался ли кто к нему?

— Дурак ответил бы: забирался, — опередила я Лешу. — Умный скажет, что не уверен. А вот какой вариант выберет Глыба, одному Богу ведомо. Не исключено, что просто наорет и швырнет трубку.

— Но попробовать-то можно, — настаивал Леша. — Мы же ничего не теряем.