Покой жителей Верно

Жилище у Тоя было скромное, но приметное. Дом на половину врос в склон, там, где каменный мост сгорбился над дорогой, расталкивая высокие обочины. Комната наверху была Тою и кабинетом и спальней: стол у окна, книги на подоконнике и на полу, кровать, заваленная всё теми же книгами. Они лежали везде. Книги были заложены какими-то записями, схемами, картами, рисунками, птичьими перьями и друг другом. Можно было подумать, что хозяин читает все свои книги одновременно. Комната внизу выглядела нежилой, а служила одновременно гостиной, мастерской и кладовой. Здесь, местами упорядоченно, местами как попало лежали предметы, найденные Тоем во время прогулок. Причудливо сросшиеся коренья, камни странной формы и цвета, сломанные замки, потерянные ключи, какие-то детали. Зачастую предметы несли следы неких экспериментов. А некоторые экспонаты уже украсила паутина. Части от самых разнообразных механизмов, иной раз, соединялись во что-то интересное внешне, но совершенно неясное по назначению. Странные иероглифы из ивовых ветвей и медной проволоки свисали с потолка, и медленно вращались под действием сквозняков. Устроены они были так, что вращающийся знак можно было прочесть, как последовательность нескольких. Несмотря на беспорядок, все эти никчёмные, лишние вещи складывались в своего рода уют.

Этой осенью жизнь дома, вроде бы, шла своим чередом. Вот только последнее время песок с дороги стал осыпаться, прямо на окно. И сломанный уличный градусник, давно замерший на одной отметке, теперь, по нелепому совпадению, вместо погоды показывал, будто бы уровень земли. Это наводило на Тоя тоску. Он любил свой дом, но смотреть в это окно было неприятно. Сделать с этим песком ничего не удавалось. Если Той выгребал его от окна, назавтра песок вновь осыпался с холма в том же количестве. Про себя, Той обзывал это окно «песочными часами».

И вот, как-то раз, Той взял, и переставил градусник в окно кабинета, наверху.

Той сидел за своим столом и задумчиво смотрел на сломанный градусник, который отныне показывал не что иное, как уровень горизонта между взгорьем и лесами. Вот уже час, Той с удовольствием убеждался, что горизонт всё там же, как вдруг раздался стук в дверь (звонок в доме, как и многое другое, выглядел интересно, но не работал). Стук был нетороплив и обстоятелен. Той в два прыжка спустился на этаж – старая лестница сипло охнула, входная дверь испуганно пискнула, и на уровне лица Тоя обнаружилась большая рука Тано, сжатая в кулак. Тано, улыбаясь, расправил пальцы руки в приветственный жест:

– И постучать, ещё толком не успел…

Той удивился и обрадовался визиту, представляя, что за важное письмо, или посылку ему придётся доставить и, как далеко. Он истосковался по работе. В городе новостей не было, и никто не спешил никого, ни в чём уведомить. Гости ещё более обрадовали Тоя, объяснив, насколько далеко и надолго ему придётся отправиться на этот раз. Тано торжественно вручил Тою поручительное письмо с удостоверяющей печатью и просьбой о содействии. Монг – мешочек ароматных сухарей. Петерсон – пару крепких походных башмаков и двадцать монет.

Теперь они молча стояли и смотрели на Тоя, прикидывая, что из этой затеи выйдет. Той выглядел обнадёживающе: улыбался, предлагал чаю и уже успел напялить один из новых башмаков.

Гости уточнили детали предприятия, обсудили возможные маршруты и вероятные препятствия, дали пару добрых советов, и, по причине волнительности момента, выпили весь имеющийся в доме чай.

Уже было сказано всё, что только можно, по случаю и вообще, а за окном успело стемнеть, когда Тано, наконец, возвестил:

– Однако нам пора. Да и ты тут не задерживайся. Город ждёт новостей.

Монг прослезился. Петерсон сжал Тою руку. Той заверил:

– Утром выйду, к вечеру буду у перекрёстка. А там уж решу, куда сначала – к Маяку, или в Обсерваторию.

***

Засыпая, Той решил, что выйдет пораньше и завтракать будет уже в дороге, сидя под раскидистым дубом. И чтобы за спиной был лес, а перед глазами поле.

Трактир