Ему, черту белобрысому, одержимому Саше-конструктору (все друзья, знакомые так и зовут его), легко говорить: «Пиши о людях». Как-то я хотел написать о нем (мы часто встречались на космодроме, подолгу беседовали ночами, и я знаю, насколько интересна, своеобразна, поучительна его судьба, его путь в науку, его поиски), но он решительно воспротивился моей попытке. Не из лишней скромности. Высказал мне свои опасения: «Может получиться перекос. Невольно отделишь меня от товарищей, от коллектива. А я один что? Просто единица. Все мы делаем сообща, и все у нас общее. Если можешь, покажи коллективные поиски… Вот тогда и я встану на место». — «Неужели ты ничего не создал сам?» — не сдаваясь, допытывался я. «Сам — ничего, — отвечал он. — А вместе с коллективом — кое-какие системы для корабля. У нас, повторяю, совместные думания, поиски. Мы и мыслители, и исполнители — и «головы», и «руки» одновременно».
Однажды, в праздничный день, я увидел своего знакомого при «полном параде» — у него лауреатская медаль, ордена. «За что, Саша, получил?» — поинтересовался я. «За то же самое, о чем и говорил, — за свой вклад в общий котел», — ответил он. Я ухватился: «Значит, увидели этот вклад?» — «Увидели… как и у других, — уточнил он. — Не я один получил награды».
Вот тут и попробуй разобраться, что свое, а что общее, — все идет в общий «котел», в общие «системы». И никто не забыт — щедро отмечается творческий труд каждого.
Как прояснить некоторые понятия? Представляю, что такое коллективное действие. Не раз видел, как оно проявлялось на стартовой площадке. Тут сочетались усилия сотен людей, объединенных общей целью космического запуска. В сплаве — знания, опыт, воля, даже выдержка, оптимизм, мужество. Это действительно коллективный подвиг. Но есть еще и коллективное думание, подвиг мысли. Как оно выглядит, трудно представить, понять. Поэтому я и не воспользовался советом Александра Васильевича — показать коллективные поиски.
Машина развивала скорость. Куда едет Александр Васильевич? Спросил. Оказывается, нам не по пути. Он махнул рукой:
— Ладно, сделаем крюк, довезу тебя до места. Когда-нибудь оценишь, на что способен несносный шоферишка…
Только сейчас я заметил: у него нога в бинтах. Видимо, повредил или вывихнул где-то. Он ведь говорил, что пять дней валялся дома, я не придал этому значения. Но по виду его, да и по тому, как он ведет машину, не видно, что страдает.
— Мне повезло, — повторил Александр Васильевич. — Нога — пустяк, заживает. Но зато какие светлые были эти пять дней! Кто-то из больших ученых, кажется, Эйнштейн, советовал каждому человеку почаще садиться на скамейки, чтобы можно было поразмыслить, что-то обдумать… Вот я и воспользовался одной из таких скамеек. Раздумывал на полную катушку: никто не отрывал, не мешал. Жена с утра и до вечера на работе. Меня, кажется, осенили светлые мысли…
— Видишь, все-таки думал один, а не коллективно, — снова ухватился я за старый разговор. — И мысли осеняют одного…
— Все наоборот, — перебил меня Александр Васильевич. — Сегодня позвонили товарищи: у них тоже кое-что проклюнулось. Говорят, идеями у всех полна голова. Вот я и еду на свидание с ними. Проработаем все предложения, варианты. Конечно, до ночи хватит споров. И, возможно, ни к чему не придем. Вполне возможно. Тогда — долгая и упорная генерация идей. Может быть, останутся два-три варианта, измененные, дополненные. Вот они-то и составят основу. Только — основу. А потом — расчеты, документация. До металла еще далеко.
— Так обычно и рождаются новые идеи? — спросил я Александра Васильевича.
— Бывает и по-другому: из двух-трех десятков редких, интереснейших предложений (какими они кажутся вначале) не остается ни одного. В ходе массового обдумывания выясняется, что они «бредовые», основаны на неверных предположениях. И что же? Все начинается сначала.
— Частенько, значит, садитесь на скамейки?
— А как же, — подхватил Александр Васильевич, — прежде чем создать какую-то систему или прибор, продумываем сотни вариантов. Надо предусмотреть все случаи, чтобы автоматика не подвела, не вышла из строя. Все предусмотреть…
Объемным «все предусмотреть» он как бы укладывал в одно целое и сложнейшее — понятие — рождение идей, и годы напряженного труда, где кроме праздников немало и черновой, будничной работы, кропотливой, нелегкой, и точность, надежность, новизну детища конструкторов — космического корабля. Само собой, подразумевал и необычность дерзания людей своего фронта, идущих по целине. У них нет аналогии, они все время решают разные и новые, совсем необычные задачи. Нет похожих решений. Стало быть, и спрос только на новые, необычные идеи.