Похождения скверной девчонки

Я не дал ей договорить, кинулся на нее, навалился всей тяжестью своего тела и опрокинул на кровать. Сперва она пыталась сопротивляться, потом понемногу стала уступать. И тут я почувствовал, что она тоже целует и обнимает меня, мало того, помогает мне раздеться. Никогда прежде ничего похожего с ней не случалось. Впервые я ощутил, как ее маленькое тело льнет ко мне, ноги переплетаются с моими, губы жадно ищут мои губы, а язык вступает в схватку с моим языком. Ногти впились мне в спину, в шею. Я стал молить о прощении, клялся, что никогда ничего подобного не повторится, благодарил за подаренное счастье — впервые она показала, что тоже любит меня. Тут я услышал всхлипывания и увидел ее мокрые глаза.

— Любовь моя, сердце мое, не плачь, это все ерунда. — Я стал пить ее слезы. — Забудем о том, что случилось. Я люблю тебя, люблю.

Потом, когда мы одевались, она молчала, и на лице ее застыло сердитое выражение. Она явно раскаивалась в собственной слабости. Я решил шуткой разогнать тучи:

— Ты уже разлюбила меня? Так быстро?

Она гневно сверкнула глазами, долго смотрела на меня в упор, потом заговорила, и голос ее прозвучал очень жестко:

— Не обманывай себя, Рикардито. Не думай, что я устроила тебе эту сцену, потому что умираю от любви. Ни один мужчина по-настоящему меня не волнует, и ты не исключение. Но я знаю, что такое чувство собственного достоинства, и никому, слышишь, никому не позволю заставлять меня сидеть в гостинице и ждать.

Я возразил, что дело вовсе не в этом. Просто она жалеет, что я почувствовал: не так уж она и равнодушна ко мне, вопреки всем взбрыкам и оскорблениям. Это была вторая серьезная ошибка, которую я совершил в своих отношениях со скверной девчонкой после того, как не стал удерживать ее в Париже, а, наоборот, уговорил ехать на Кубу, в тренировочный лагерь. Теперь она глянула на меня очень серьезно, долго ничего не отвечала, а потом процедила сквозь зубы, облив высокомерием и презрением:

— Ты так думаешь? Что ж, скоро сам убедишься, что это вовсе не так.

И вышла из комнаты, не попрощавшись. Сперва я решил, что долго она злиться не сможет, но в итоге не имел от нее никаких известий всю следующую неделю. И в среду, и в пятницу понапрасну ждал скверную девчонку, и компанию мне составляли лишь грозные монголы. Еще через неделю, когда я явился в отель «Рассел», дежурный вручил мне письмо. Очень лаконично и сухо она сообщала, что уезжает с «Дэвидом» в Японию. И ни слова о том, сколько времени там пробудет и позвонит ли, когда вернется в Англию. Меня переполняли дурные предчувствия. Я проклинал себя за непростительную оплошность, потому что слишком хорошо знал скверную девчонку и понял, что это письмо, состоящее из трех строчек, скорее всего надо понимать как прощание — надолго, а может, и навсегда.

В те дни наша дружба с Хуаном Баррето стала еще теснее. Я много дней провел в его pied-à-terre в Эрлз-Корт, скрывая, само собой разумеется, свои встречи со скверной девчонкой. Шел то ли 1972-й, то ли 1973 год, движение хиппи стремительно видоизменялось и превращалось в буржуазную моду. Психоделическая революция оказалась не столь глубокой и серьезной, как надеялись ее зачинатели. Самым лучшим из всего, что они создали, была музыка, но ее быстро присвоил себе истеблишмент, и теперь она составляла часть официальной культуры и делала миллионерами и мультимиллионерами бывших бунтарей и маргиналов, начиная с «Битлз» и кончая «Роллинг Стоунз», их продюсеров, а также звукозаписывающие компании. Вместо освобождения духа, «неограниченной экспансии человеческого разума», которые сулил гуру лизергиновой кислоты, бывший гарвардский профессор доктор Тимоти Лири, пришли наркотики и вольная жизнь без всяких тормозов — и все это породило множество проблем, личные и семейные трагедии. Но никто, наверное, не переживал так болезненно эти перемены, как мой друг Хуан Баррето.

Он всегда отличался крепким здоровьем, но тут вдруг его стали одолевать — и очень часто — то грипп, то простуда, которые сопровождались сильнейшими невралгиями. Врач из Кембриджа посоветовал ему поехать отдохнуть в места с более жарким климатом. Хуан провел десять дней на Ибице и вернулся в Лондон загоревший и веселый, привезя с собой кучу пикантных анекдотов про hot nights[70] Ибицы. «Никогда бы не поверил, что подобное может происходить в такой стране, как Испания, которая всегда слыла ханжеской».