Читаем Поход за последним «тигром» полностью

— Правда ли, что он латыш?

— Говорили — да, а так ли — не скажу.

— Латыши упрямы разуму вопреки, но бывают обстоятельства, перед которыми упрямство становится глупым и вредным. Где ваше письмо?

Пожидаев передал пакет. Прежде чем вскрыть, Пепеляев похлопал им по ладони с апломбом военного, ожидающего весть о безоговорочной капитуляции противника. Прочел ответ, скривил губы в едкой усмешке:

— Братья офицеры! Строд предлагает сдаться на его милость…

Офицеры дружно рассмеялись.

— Ну и наглец этот Строд! Переговоры закончены, начинаются военные действия. Кстати, какой чин у вас?

— У красных нет чинов.

— Я и забыл. У нас ведь тоже отменено чинопочитание: «брат солдат да брат генерал» — вот как мы разговариваем друг с другом. А Строд рехнулся, так и передайте ему, — сказал Пепеляев. — Не надо завязывать парламентеру глаза, пусть видит, сколько у нас солдат и пулеметов.

Строд сидел на лавке, — кутаясь в оленью малицу, было больно говорить и больно дышать, но сознание ответственности за бедственное положение отряда превозмогало боль.

— Пепеляев уверен в победе, но мы лишим его уверенности, — Строд прислонился к заиндевелой стенке юрты, проследил за солнечным лучиком, проникшим в пулевое отверстие в кожаном верху, лучики, словно бледные линии, разрезали темный воздух, передвигались по измученным лицам раненых.

— Следует немедленно оповестить о нашей трагедии командующего войсками, — сказал Кропачев.

— Напиши письмо Байкалову, отправь с ним в Якутск Алексея Вычужина, он не заблудится.

— Лучше послать двоих. Погибнет первый, дойдет второй.

— Хорошо. Пусть идут Вычужин и Мирушни-ченко, они— охотники, и лишь смерть помешает им добраться до Якутска, — согласился Строд.

Поздней ночью, прикрываясь туманом, Алексей Вычужин и Сергей Мирушниченко обошли стороной пепеляевцев и выбрались на Охотский тракт. Теперь только от их быстроты, выносливости и мужества зависела судьба красного отряда на Лисьей Поляне.

А Строд, полулежа на скамье, ожидал новой атаки. За тонкой стенкой скрипел снег, потрескивал мороз, раздавались шаги красноармейцев, но все эти звуки гасли в предостерегающей тишине.

— Почему так тихо? — удивился Кропачев. — Может, Пепеляев снял осаду?

— Хоть бы скорей они начинали! — простонал кто-то из раненых.

— Лучше ужасная смерть, чем ужас без конца…

Строд хотел возразить, но передумал, бывают положения, когда слова не имеют цены. Он приподнялся на локтях и своим движением разбудил военкома. Кропачев провел ладонью по заиндевелым волосам:

— Даже башка к юрте примерзла! Сегодня пепеляевцы из тайги и носа не высунут.

— А ты все же проверь караулы, — приказал Строд.

Кропачев оделся и вышел из юрты, за ним выскочил Капралов. Морозная завеса повисла над Лисьей Поляной, скрывая не только окопы, но и тайгу. Военком вздохнул и, словно обожженный, сплюнул, слюна звякнула ледышкой у его ног.

— Такой мороз якуты называют звездным шептанием, — вспомнил Капралов. — Дышать больно, а тут, словно на смех, шепот звезд.

— Скоро утро, но позабыл какого дня. Какое сегодня число? — спросил Кропачев.

К удивлению своему, Капралов тоже не помнил ни числа, ни дня.

— Вторая половина февраля, — неопределенно ответил он.

Морозную тишину разорвал резкий неприятный звук, потом еще и еще, из тумана появились человеческие фигуры. Часовые открыли пальбу, распахнулась дверь хотона, чьи-то руки выкатили пулемет.

Дружинники шли медленно, тяжело, проваливаясь в глубокий снег, их невольной медлительностью воспользовался Кропачев: пулеметы в упор стали расстреливать атакующих.

Атака захлебнулась, красноармейцы сразу почувствовали и железный мороз рассвета, и голод и жадно посматривали на лошадиные туши, раскиданные по Лисьей Поляне.

Через час Пепеляев снова пошел в наступление; снег, утрамбованный первой атакой, стал плотным, офицеры шли борзо, в полный рост, без оглядки. Чем безогляднее они шли, тем сосредоточеннее становились красноармейцы.

Кропачев и Капралов с тревогой следили за приближающимися пепеляевцами: уже нечем остановить их, остался лишь небольшой резерв, спрятанный в хотоне. Юрта с ранеными и хотон находились в центре обороны, жалкие эти укрытия обстреливались с трех сторон, пули прошивали юрты, тонкие, сплетенные из краснотала стенки хотона, убивали и калечили бойцов. Люди лежали на земляном полу, Капралов да санитар переползали от раненого к раненому. Санитар сорвал оленью шкуру, прикрывающую вход, и упал сраженный. Капралов выволок убитого из юрты, но тут же увидел Строда.

Строд вышел в тот момент, когда пепеляевцы подобрались к переднему краю окопов.

Красноармейцы, увидев своего командира, бросились в контратаку, под неожиданным их ударом пепеляевцы отступили вторично, а Строда на руках отнесли в юрту. Когда он пришел в себя, то заметил забинтованного Дмитриева.

— Тебя опять ранило?

Дмитриев промолчал.

— Позови Иннокентия Адамского…

— Командир взвода убит.

— Кликни начальника пулеметной команды.

— Он тоже убит…

— Где Кропачев?

— Военком в окопе с бойцами.

— Мы продержимся до прихода Байкалова, если, если… — Строд не досказал своей мысли, но Дмитриев понял ее.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии