Поход на Кремль. Поэма бунта

Вышли не жених с невестой, вышел одинокий мужчина откуда-то, определил опытным взглядом Саня, оглядев его фигуру и одежду, из властительных структур. Рискует однако – в самое пекло залез.

– Стой тут или зайди туда! – Саня показал Маше на стеклянное заведение с вывеской «Кофе-хауз». – Я сейчас.

И он стал проталкиваться к свадебной машине, чтобы не пропустить интересных мизансцен.

Мосин шел вперед с застывшим взглядом. Перед ним расступались.

Услышав тишину, Тамара повернулась, увидела бывшего мужа.

Он подошел. Посмотрел на запрокинутое лицо сына, приподнял руку, дотронулся пальцами, тут же отдернул их.

И спросил:

– За что? Кто?

– Ни за что. Милиция, – ответила Тая.

Мосин повернулся к ней. Тая знала, что у Димы есть отец, ушедший из семьи, но никогда его не видела. Однако сразу догадалась, что это он.

– Кто конкретно? – спросил Мосин. – Отделение, фамилия. Не узнали?

– Какая теперь разница? – спросила Тамара.

– А куда ты идешь?

– Я? Не знаю.

Ответив так, Тамара подумала, что может показаться странной. Она же шла к нему, к Виктору, к отцу Димы. Но почему-то ей не захотелось говорить об этом. Пусть смотрит и страдает – так, как страдает она. То есть он так страдать не может, но хотя бы приблизительно. Если он вообще умеет страдать.

– Как это – не знаешь? – спросил Мосин.

– Мы идем требовать правды и наказания! – выкрикнул провокатор Ложкин, для которого наконец нашлась работа. – Если они нам не предъявят виновных, мы разнесем Кремль по кирпичику!

– Точно! Вперед и выше! – поддержал Валерий Юркин.

– Только без экстремизма! – тут же взял на себя идеологическое командование Игнат Кабуров. – Это на руку власти!

– Да ладно. Не разнесем, так хоть повеселимся, – неожиданно не согласилась со своим кумиром Гжела – возможно, потому, что утомилась просто идти, не чувствуя личного отношения со стороны Кабурова, которое ей только и было интересно, а теперь он разозлится и хоть так обратит на нее внимание. И он обратил.

– Ты что говоришь? – прошипел Кабуров, схватил ее за локоть и повел в сторону. – Тоже мне, Фанни Каплан!

– Надо действовать только в рамках закона! – присоединился Холмский.

Группа участников движения «Свободная зона» сгрудилась вокруг своих предводителей. Тут же шнырял Ложкин, высматривая и вынюхивая.

Идущие за гробом Юркина тоже оттеснились в сторону, потому что в этой колонне ведущим и направляющим был Валерий, а его отвели вдова Антонина Марковна и дочери Аня и Алевтина.

– Ты чего тоже раскричался? – спросила Антонина Марковна. – Кому ты поддакиваешь? Мы куда идем, ты можешь сказать?

– Хоронить брата, – уверенно и горделиво ответил Валерий. – Ленина выкинем, а его положим. Я сказал.

– Он сказал! Ты не видишь, что творится? Чуть ли не революция вокруг уже! Ну и пусть они этим занимаются, а я не позволю из похорон комедию устраивать!

– То есть ты считаешь, что он не достоин лучшей участи? – с вызовом спросил Валерий.

Аня, оставившая ради похорон двух детей, которых воспитывала без мужа, и желавшая к ним поскорей вернуться, не выдержала и начала говорить дяде правду в самые его глаза, пусть уже пьяные, но еще соображающие:

– Дядь Валер, а чего это вы про папину участь беспокоитесь, я не поняла? Вы папу при жизни за человека не считали, как вас позовут на день рождения, вы напьетесь и начинаете на папу издеваться, что он сантехником всю жизнь, а вы вольный человек, хотя у вас толком сроду ни нормальной семьи не было, ни работы!

– Да еще хвастался, – подхватила Алевтина, – что у него женщин много, все время с разными приходил, на какой-то помойке их подбирал, а сам в ванную вперся один раз, когда я там была, и за жопу меня хватать начал!

– Валера, это правда? – тут же посуровела и стала бледной Антонина Марковна.

– Да я ее с другой девушкой спутал! – засмеялся Валерий. – Я что, извращенец, что ли, собственных племянниц за жопу хватить? Других жоп, что ли, на свете нет?

– Ничего ты не спутал! – закричала Алевтина. – Я же помню, я тебе сказала: дядь Валер, ты охерел, это я, Алевтина, а ты говоришь, а какая, говоришь, блин, разница, если у тебя, говоришь, все так же, как у людей, устроено? Если бы я тебя в живот не пихнула бы коленкой, неизвестно, что было бы!

– Ах ты… – Антонина Марковна пошла на Валерия, протягивая руки с крепкими ногтями, а под ногтями – трудовая неотмываемая чернота, как ей не быть после двадцати с лишним лет торговли луком, картошкой и морковью в овощной палатке?

Веронике Струдень стало грустно на это смотреть, она мягко сказала:

– Не надо, зачем вы? Тут же покойник все-таки.

Она сказала о нем так, будто Юркин мог видеть и слышать происходящее и стыдиться этого.

Все оглянулись.

Антонина Марковна опустила руки.

– На кладбище надо, – сказал человек без имени, выразив самую здравую мысль. – Нечего нам тут делать. Поворачиваем.

А так как он был одним из тех, кто нес гроб, то и подал пример, сделав корпусом движение. Это движение подхватили остальные, стали разворачивать гроб.

Валерий хотел что-то сказать, но только махнул рукой: что объяснишь глупым людям?