Читаем Поход без привала полностью

Поход без привала

Автор рассказывает о большом жизненном пути П. А. Белова — известного советского полководца, начавшего службу рядовым еще в старой армии и закончившего ее генерал-полковником. Читатель познакомится с событиями гражданской войны, мирного строительства, увидит П. А. Белова в сражениях Великой Отечественной войны, почувствует, как от боя к бою росло мастерство генерала и руководимых им войск.

Владимир Дмитриевич Успенский

Биографии и Мемуары / Проза / Классическая проза ХX века / Военная проза / Документальное18+
<p>В. Д. Успенский</p><p>Поход без привала</p><p>От автора</p>

На столе у меня — большая фотография, сделанная в 1941 году. Чуть прищуренными глазами смотрит с нее моложавый генерал с двумя звездочками в петлицах. Высокий лоб, резко отсеченный волевой подбородок, нос немного с горбинкой. Когда вглядываешься в портрет, кажется, что генерал вот-вот улыбнется, и улыбка у него будет теплой, хорошей.

«На долгую память» — такую надпись сделал он на фотографии. Но мог бы и не писать этого. Светлую память о нем, талантливом полководце и очень скромном человеке, хранят все, кто сражался вместе с ним или просто знал его.

Эта книга о моем старшем товарище — Павле Алексеевиче Белове, красном командире, закалившемся в огне гражданской войны. Он был одним из тех военачальников, которые в самые трудные дни фашистского нашествия приняли на свои плечи тяжелый груз ответственности за исход развернувшихся битв.

Дважды случайно пересеклись наши судьбы, и навсегда завязался крепкий узелок дружбы. Работая над книгой, я будто снова и снова встречался и беседовал с Павлом Алексеевичем — человеком светлого ума и большой душевной щедрости.

<p>Часть первая</p><p>Место в строю</p>1

Павел, очень тебя прошу: сходи, пожалста, в гостиницу, в седьмой нумер. Спроси, живет ли там Лотиев. Если живет, пусть едет ко мне. Старый человек, уважаемый человек, ты его проводи, пожалста. А если нет Лотиева, никому ничего…

Указательный палец Урусхана коснулся губ. Черные глаза смеялись. Не похоже, что у него температура. Он сидел среди больших пуховых подушек, развалясь, словно падишах.

— Не нравится мне это, — нахмурился Павел. — Странные у тебя старички. Да и сам ты не очень болен, мог бы добежать, коли срочно.

— Один раз, Павел. Я пока выходить не должен. Доктор, понимаешь, не разрешает. Кого мне просить? Ты мой кунак, тебя прошу!..

— Да уж, кунак, — иронически буркнул Павел.

— Очень надо, пойми, — привстал Урусхан, сделавшись вдруг серьезным. — Ты меня знаешь: раз позвал, значит, очень надо.

— Ладно. Сейчас прямо от тебя и поеду.

В коридоре Павел надел шинель, вышел на улицу и поежился: падал мокрый снег, перемежаясь с дождем. Под ногами хлюпало. Последний месяц семнадцатого года выдался в Ростове-на-Дону на редкость слякотным и неприятным. Или это казалось так Павлу Белову, привыкшему к декабрьским морозам в родных краях.

Повернул к остановке трамвая, мысленно ругая приятеля. Хорошо ему там, на перине, под надзором хозяйки, такой же пышной, как ее подушки. Удобную квартиру выбрал себе Урусхан, ничего не скажешь.

Вообще юнкер Урусхан Меликов пользовался в школе прапорщиков особыми привилегиями. В караул его посылали редко, ему разрешено было жить на частной квартире. Про Меликова рассказывали, будто он сын осетинского князя, причем очень богатого, что в школу прибыл из Дикой дивизии, что он мусульманин и фанатично предан религии.

Много еще всякого говорилось про юнкера Меликова. Сам Урусхан ничего не отрицал и ничего не утверждал, только скалил в хитроватой улыбке острые белые зубы. Гибкий, с тонкой талией, он был ловок, цепок, одним из первых шел в занятиях на гимнастических снарядах. Казалось, этого сухощавого крепыша не может свалить никакая хворь. Но Урусхан часто присылал в школу записки, сказываясь больным. Начальство и на это смотрело сквозь пальцы. Может, потому, что и занятий-то настоящих не было. Юнкера несли караулы у складов, патрулировали на вокзале. Рядовым солдатам такое не доверялось: многие из них дезертировали прямо с постов, прихватывая имущество, охранять которое были поставлены.

Урусхан не чванился происхождением, на его квартире устраивали веселые пирушки, он держался на короткой ноге со всей ротой, но близко ни с кем не сходился. Павел был, пожалуй, единственным, кому доверял Урусхан.

Разные люди съехались в школу прапорщиков: и видавшие виды фронтовики — георгиевские кавалеры, и желторотые юнцы. Много было евреев, которым Февральская революция открыла путь в офицеры. Там и схлестнулись дороги Павла Белова и Урусхана Меликова. Оба пришли из кавалерии, было о чем поговорить, поспорить. Оба выделялись среди пехтуры выправкой и одеждой. На обоих новые американские сапоги, шинели длинные, сшитые по фигуре.

Русский язык Урусхан знал не бог весть как. Первое время Павел водил его по городу. Однако скоро Урусхан обзавелся знакомыми осетинами, среди них была даже танцовщица. Все чаще появлялись горцы из аула, он вел с ними какие то долгие таинственные беседы.

Жизнь у Меликова пошла развеселая. Зачастил в рестораны, надевая цивильный костюм с галстуком-бабочкой. Разъезжал на извозчиках, с шиком подкатывал к самым воротам казармы.

Павел однажды сказал ему:

— Темный ты человек, Урусхан.

Тот либо не понял, либо отшутился:

— Верно говоришь, темный, — и подергал свои волосы. — Я темный, ты светлый. Са-а-авсем хорошо!

Последнее время Павел относился к Урусхану с холодком, но другого приятеля у него не было.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии