Похититель трупов

В этой мрачной и молчаливой борьбе со своим воображением Поллок доехал до Англии. Он высадился в Саутгемптоне и прямо с вокзала Ватерлоо проехал к своему банкиру в Корнхилл. Здесь он переговорил о деле с управляющим в его частном кабинете, а голова все время висела в виде украшения под черной мраморной доской камина, и кровь капала с нее на решетку. Он слышал, как падали капли крови, и видел красные пятна на решетке.

– Красивое растение, – сказал управляющий банком, проследив за его взглядом, – но от него ржавеет решетка.

– Да, – сказал Поллок, – очень красивое растение. И это напомнило мне… Не можете ли вы рекомендовать мне врача по нервным болезням? У меня иногда бывают… эти… как они называются? – галлюцинации.

Голова дико, бешено захохотала. Поллок удивился, что управляющий не видит ее. Но тот ничего не замечал, он только с удивлением смотрел Поллоку в лицо.

Взяв адрес врача, Поллок вышел на Корнхилл. Извозчиков не было видно. Он пошел пешком и попытался перейти на другую сторону улицы против дворца лорд-мэра. На этом месте переход через улицу – нелегкая задача даже для опытного лондонца; извозчики, телеги, кареты, омнибусы тянутся здесь непрерывным потоком. Человеку, только что вернувшемуся из малярийных пустынь Сьерры-Леоне, все это представляется каким-то головокружительным хаосом. Но если к тому же ему под ноги попадет перевернутая голова, подскакивающая, как резиновый мяч, и оставляющая кровавые следы на земле, – где тут надеяться избежать несчастья? Поллок судорожно поднял ногу, чтобы не наткнуться на голову, а затем яростно лягнул ее. В эту минуту что-то резко толкнуло его в спину, и он почувствовал жгучую боль в руке.

На него наехал омнибус; дышло сбило его с ног, а одна из лошадей раздробила ему копытом три пальца левой руки, по странной случайности как раз те самые пальцы, которые он отстрелил человеку из племени Порро. Его вытащили из-под лошадиных копыт и нашли адрес врача в его раздавленной руке.

Первые два дня все ощущения Поллока тонули в остром, сладком запахе хлороформа и были связаны с мучительными операциями, не причинявшими ему мучений, со спокойным лежанием в постели. Затем у него сделался легкий жар; он почувствовал сильную жажду, и прежний кошмар вернулся. И только тогда он заметил, что был свободен от кошмара целый день.

«Если бы мне вместо пальцев раздробили череп, я, может быть, совсем избавился бы от кошмара», – сказал себе Поллок, задумчиво разглядывая темную подушку, вдруг принявшую форму головы.

Поллок при первом удобном случае рассказал врачу о своем расстройстве.

Он ясно сознавал, что сойдет с ума, если не подоспеет помощь. Он рассказал врачу, что присутствовал при отсечении голов в Дагомее, и с тех пор одна из этих голов преследует его. Ему, по понятным причинам, не хотелось передавать действительные факты. Врач принял серьезный вид.

– Все это одно воображение, – сказал он с неожиданной резкостью. – Ваша нервная система пришла в упадок; вы сейчас в том сумеречном состоянии духа, когда фантазии легко зарождаются. Вы не вынесли слишком сильного впечатления. Я пропишу вам микстурку, которая укрепит вашу нервную систему, в особенности мозг. И вам необходимо движение.

– Это мне не поможет, – буркнул Поллок.

– Мы прежде всего должны восстановить у вас бодрость духа. Отправляйтесь в Шотландию, Норвегию, на Альпы…

– Хоть к черту на кулички, – сказал Поллок.

Но все же, когда пальцы начали у него заживать, Поллок сделал героическую попытку выполнить совет врача. Это было в ноябре. Попробовал играть в футбол, но для него вся игра свелась к подбрасыванию ногой по всему полю той же злобной, перевернутой головы. Он оказался никуда не годным футболистом. Подталкивал мяч вслепую, с каким-то отвращением, а когда ему приходилось стоять на месте и мяч летел к нему, он внезапно вскрикивал и отскакивал в сторону. Некрасивые истории, из-за которых ему в свое время пришлось покинуть Англию и скитаться в тропиках, лишили его женского общества, а теперь возрастающая странность его поведения заставила даже знакомых мужчин избегать его. Голова стала уже не только обманом зрения; она насмехалась над ним, разговаривала с ним. Его начал томить безумный страх, что теперь, когда появится видение, оно уже не окажется каким-нибудь предметом обстановки, но и на ощупь даст то же впечатление отрубленной головы. Наедине с ней он проклинал ее, бравировал, умолял ее и два раза, несмотря на свое огромное самообладание, заговорил с ней в присутствии других. Он читал все растущее подозрение во взглядах окружающих: квартирной хозяйки, горничной, слуги.