Похищенный трон

А море? Означают ли слова Таншара, что в один прекрасный день он увидит море, как ему и мечталось? О каком именно море говорил прорицатель? И чей серебряный щит воссияет над морем?

Сплошные вопросы – и ни одного ответа. Абивард подумал, не лучше ли было получить обычное предсказание. И решил, что нет. Хотя пророчество и непонятно, оно во всяком случае означало, что ему суждено участвовать в великих событиях.

– Не хочу я видеть, как жизнь течет мимо, а я лишь считаю дни, – сказал он.

Несмотря на все отцовское воспитание, он был еще очень молод.

В последующие дни и недели Абивард завел обыкновение подолгу смотреть со стен на юг и на запад. Он знал, чего ждет. Знал и Годарс, время от времени подшучивавший над новым занятием сына. Но и сам дихган проводил немало времени на углу, где сходились восточная и южная стены.

Заметив приближающегося к крепости всадника, Абивард почувствовал, что не зря подолгу стоял здесь. В правой руке всадник держал нечто необычное. Сначала Абивард разглядел лишь зыбкое движение и только позже понял, что это колышется знамя. А потом увидел, что знамя это – алое.

Он издал торжествующий вопль – все находившиеся в крепости посмотрели в его сторону.

– Боевое знамя! – крикнул он. – Знамя, войны пришло к нам из Машиза!

Абивард не знал, где в этот момент был Годарс, но не прошло и минуты, как отец стоял на стене рядом с ним. Дихган тоже устремил взгляд на юг.

– Воистину это знамя войны, несомненно, – сказал он. – Давай спустимся вниз и встретим гонца как подобает. Пошли.

Всадник, принесший знамя войны, устал до изнеможения и изрядно запылился.

Годарс приветствовал гонца со всеми полагающимися почестями: сначала заставил его выпить вина и поесть медовых пирожных и лишь затем осведомился, какие вести он принес. Этот вопрос был чисто ритуальным – алое знамя, поникшее теперь, когда гонец уже не мчался быстрой рысью, говорило само за себя.

Однако Макуран держался на ритуалах, и царский гонец обязан был ответить на вопрос, точно так же как Годарс обязан был его задать. Гонец поднял знамя, и алый шелк на мгновение вновь взметнулся на древке:

– Пероз, Царь Царей, провозгласивший долгом каждого мужчины Макурана, наделенного правом носить оружие, объединиться и покарать хаморских дикарей-степняков за опустошительные набеги, коим они подвергли его царство, и за попустительство Видессии, величайшему недругу державы, ныне повелевает каждому высокородному человеку собрать надлежащие боевые дружины и воссоединиться с собственной армией Пероза, Царя Царей, каковая двинется к реке Дегирд и далее, дабы осуществить вышеназванное покарание.

Проговорить все это единым духом было не просто, и у гонца пересохло в горле. Закончив длинную фразу, гонец надолго припал к кубку, потом, издав глубокий, довольный вздох, приложился еще раз.

Годарс, не изменявший вежливости ни при каких обстоятельствах, подождал, пока гонец напьется вволю, и лишь затем задал вопрос:

– И когда же, о гонец, армия Царя Царей – да продлятся его дни и прирастет его царство – достигнет реки Дегирд?

На самом деле его интересовало, когда царские отряды дойдут до его крепости, расположенной всего в двух днях пути от северной границы. И в то же время он с безупречным так-том осведомлялся, насколько серьезны намерения Царя Царей относительно этой кампании. Чем медленнее передвижение его армии, тем меньше вероятность значительного успеха.

Гонец ответил:

– Пероз, Царь Царей, объявил большой сбор в тот самый день, когда сведения о наглости степняков дошли до его слуха. И в тот же день алое знамя отправилось в путь по стране. Армия должна прибыть в эти края в течение месяца.

Абивард, услышав это, растерянно моргнул. Годарс от этого удержался.

– Это серьезно, – пробормотал дихган. – Серьезно.

Весть разнеслась по подворью. Мужчины принимали ее, важно кивая, смуглые, длиннолицые, бородатые, они были вылеплены из той же глины, что и Годарс с Абивардом. Царь Царей Макурана, располагая огромной властью, как правило, пользовался ею весьма основательно.

– Пероз, Царь Царей, воистину желает покарать степных кочевников, – сказал Абивард.

Слушатели, включая и его отца, кивнули еще раз. Он сгорал от радостного возбуждения. Когда в последний раз Царь Царей – тогда им был Валаш, отец Пероза, – ходил походом на хаморов, он был еще мальчишкой, но не мог забыть блистательный вид войск, движущихся на север под яркой сенью знамен. Годарс ушел с армией и вернулся с кровавым поносом. Воспоминания об этом несколько приглушали сохранившийся в памяти блеск величественного зрелища.

Но все же… «На этот раз, – подумал он, – я пойду с ними».

Годарс спросил гонца:

– Не согласишься ли остановиться у нас на ночлег? Мы угостим тебя на славу – мы рады и тебе, и привезенному тобой известию. Живя близ границы, мы знаем, как опасны степняки, очень хорошо знаем. – Рука Годарса потянулась к шраму, указательный палец провел по белой полоске в бороде.

– Дихган очень любезен, – ответил гонец, но покачал головой: