Читаем Похищение Прозерпины(Рассказы гроссмейстера) полностью

— Здравствуйте, Полинс. Как дела? — спросил он девушку.

— Спасибо, Евгений. Хорошо…

В ее голосе было столько горя… Евгению захотелось помочь, успокоить ее, вновь вызвать улыбку на милом лице, но он хорошо понимал, что помочь ничем не сможет.

— Какая ужасная погода, — прервала молчание Полинс.

— Да…

Друзья уже звали Евгения в машину. Все было готово, нужно было спешить в аэропорт.

— Прощайте, — тихо сказала Полинс. — Мне было так хорошо со всеми вами! Я буду долго вас помнить.

Пожав Алимову руку, она выбежала из отеля, боясь расплакаться Из машины Евгений видел, как ветер ожесточенно трепал концы ее голубой косынки.

<p><image l:href="#i_004.png"/></p><p>УЧЕНИК ЧИГОРИНА</p>

В центре огромного синего купола висит огненно-желтая луна; вокруг нее, как у святого на иконе, мерцает зеленоватый венчик. По соседству ни звездочки — луна не терпит конкуренции; если где-нибудь, около самого горизонта, и появится на миг маленькая светящаяся точка, то сразу же спрячется, напуганная собственной смелостью. Вокруг тишина — резкая, тревожащая…

— Вы нас извините, товарищ гроссмейстер, — сказал спутник Светлова, председатель колхоза.

— За что извинить? — не понял Светлов.

— Лошадку на вокзал не прислали! Мы думали…

— И хорошо, что не прислали! — перебил Светлов. — Так приятно пройтись! Такая погода!

— Да, погода хоть куда! — охотно согласился председатель.

Они вошли в маленький лесок, изрезанный резкими косыми тенями деревьев. Голые ветви берез, переплетаясь вверху, создали ажурную крышу. Широкие приземистые ели бережно держали в зеленых лапах клочья рыхлого снега. Все вокруг было окрашено в нежные голубые тона. Временами казалось, будто это не ночь, а только вечер; вот-вот наступит кромешная тьма.

— Вы, значит, нам лекцию прочтете и сеансик дадите? — осторожно осведомился председатель.

— Да, — кивнул Светлов. — А у вас много шахматистов?

— Хоть отбавляй! Только мы всего двадцать пять досок поставили. Говорят, больше нельзя, Фида так решила, международный конгресс.

— А у вас был кто из шахматистов?

— В прошлом году приезжал гроссмейстер Фрол, — ответил председатель.

— Кто, кто? — не понял Светлов.

— Сало Фрол, — повторил спутник, и Светлов улыбнулся. Председатель переделал фамилию гроссмейстера на более знакомое в деревнях мужское имя.

Светлов только что вернулся из поездки с Флором на конгресс Международной шахматной федерации — ФИДЕ (председатель называл ее «Фида»). Никакого решения об ограничении числа досок конгресс не принимал — это была чья-то выдумка. Вспомнилась Светлову далекая, жаркая Аргентина, их выступления в различных городах Америки и Европы. Но там не было ни одного выступления, похожего на то, что ему предстояло сегодня. Сеанс в колхозе, где шахматистов «хоть отбавляй», — такого чуда не могла ему показать ни одна страна мира. Пришло на память, как один из городов Англии в последний момент отказался от выступления гроссмейстера Пауля Кереса: в городе с миллионным населением не оказалось необходимых тридцати шахматистов.

Лесок кончился у самой деревни. Из труб валил черный дым. Во тьме угадывались крытые соломой овины. Широкая дорожка привела к ярко освещенному изнутри зданию, — как сразу догадался Светлов, колхозному клубу. Во всю длину большой, ярко освещенной комнаты огромным прямоугольником были составлены столы. Внутри этого огражденного пространства было пусто, лишь на круглом столике стоял графин с водой, стакан чаю и накрытая салфеткой тарелка. «Заботливые», — невольно улыбнулся Светлов.

За столами сидели колхозники; перед каждым была шахматная доска с фигурками, расставленными в первоначальное положение. Тут же лежали листки бумаги и карандаши. «Хотят записывать партии — значит, игроки достаточно квалифицированные», — подумал гроссмейстер. Противники Светлова были самые разные: здесь были и бородатые колхозники и школьники. Многие не снимали полушубков, несмотря на то, что в клубе было жарко, а один сидел в шляпе. Только когда на него зашикал председатель, он снял шляпу, под которой оказались клочья давно не стриженных рыжих волос.

— Товарищи колхозники, — начал речь председатель, после того как они вместе со Светловым поместились за столом, — к нам в гости приехал знаменитый мастер шахматов товарищ Светлов. Разрешите его приветствовать.

Раздались аплодисменты. Председатель, похлопав некоторое время сам, ударами пробки по графину восстановил тишину и продолжал речь:

— Шахматы заняли прочное место в нашей культуре социализма. Где это раньше было видано, чтобы мужик играл в шахматы? Где? А не то что бабы, — председатель кивнул в сторону двух женщин, смущенно сидевших за столом. — Даже в самых глухих уголках селяне примкнули к этой мудрой игре. Вот к нам в прошлом году приезжал гроссмейстер Фрол, так два наших колхозника сделали с ним ничьи. А ведь он бил самых лучших шахматистов в далеких странах!.. Так пожелаем нашему гостю самых больших успехов…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии