Похищение Прозерпины(Рассказы гроссмейстера)

Убедившись, что взятие центральной пешки конем не проходит, Капабланка забрал ее ладьей. Ферзь Алехина выбрался из опасной зоны и вернулся в собственный лагерь. Худшее было позади, черные могли теперь спокойно смотреть в будущее. Еще несколько ходов, и игра полностью уравнялась. Капабланке ничего не оставалось, как согласиться на вечный шах. Девятая встреча кончилась миром, перевес Капабланки в счете остался тем же — одно очко.

Пережив тяжелые минуты, Надежда Семеновна едва успокоилась. Паулино непрерывно сообщал ей, что дела доктора Алехина все более улучшаются, и, наконец, принес сверху радостную весть о ничьей. Еще через несколько минут на лестнице появился Александр, в его уставших глазах светился радостный блеск.

«Как в дни побед», — подумала Надежда Семеновна. И действительно, разве ничья в этой партии не была победой? «Ох, как намучился, бедный, переволновался, — пожалела она мужа. — Да еще эта болезнь…»

И тут же вспомнила чей-то совет Александру — переменить прическу. Действительно, откинутые назад волосы заметно старили его лицо.

— Добрый вечер, герр доктор, — приветствовал хозяина только что пришедший с Земишем маленький юркий мастер Ауес. — Мы принесли вам двенадцатую партию матча. Только что получена из Буэнос-Айреса. И как, вы думаете, она закончилась?

— Пожалуй, не ошибусь, если скажу: проиграл Капабланка, — ответил Ласкер.

— Вы правы: он действительно проиграл. И как проиграл! — подтвердил Ауес, протягивая хозяину вечернюю берлинскую газету.

Ласкер повернул выключатель и осветил кабинет ровным светом большой люстры. Во всю длину стены в кабинете стоял огромный темно-коричневый книжный шкаф. Тонкая отделка, величественная простота линий и размеренная пропорция частей делали его настоящим художественным произведением.

— Этот шкаф принадлежал когда-то Гёте, — улыбаясь, сообщал обычно Ласкер своим гостям, и те не могли понять: говорил ли он правду или шутил.

У самого окна, закрытого темно-зелеными занавесками, помещался коричневый, в тон шкафу, письменный стол. В уголках и углублениях его резьбы виднелась зелень плесени — не то дань времени, не то хитрость краснодеревщика. На столе высокая, как гриб, лампа, забавные памятные безделушки, бюсты Юлия Цезаря и Бонапарта — любимцев хозяина. На бесчисленных бумагах с какими-то значками и математическими формулами маленькие кучки сигарного пепла.

Несколько минут, пока хозяин ушел распорядиться насчет кофе, Ауес и Земиш — человек с худым, изможденным лицом — с любопытством рассматривали реликвии славы, накопленные Ласкером за двадцать шесть лет своего чемпионства. На маленьком столике невдалеке от окна лежали вырезки из газет всего мира, адреса, дипломы, многочисленные фотографии и карикатуры. На них — автографы величайших шахматистов, философов, математиков; долг внимания и уважения знаменитому чемпиону отдавали крупнейшие писатели, художники, артисты.

Еще одна коллекция восхищала посетителя, впервые входившего в кабинет в Шенбурге, на Ашаффенбургерштрассе: за стеклами шкафа выставлены многочисленные разноцветные флажки. Это вымпелы клубов, где выступал Ласкер, и всевозможные значки. Искусно разрисованные прямоугольные вымпелы перемежались с треугольными, квадратными, круглыми. Тут же висела студенческая шапочка, напоминая о днях молодости хозяина.

— Вы все еще интересуетесь шахматами? — заметил Ауес хозяину, когда тот вернулся в кабинет. — Бильгера читаете?

На углу столика лежала раскрытой огромная толстая книга — справочник по теории шахматных начал.

— Это случайно. Смотрел одиннадцатую партию, захотел справиться по дебюту.

— Доктор, мы надеемся увидеть вас вновь чемпионом, — высказал Ауес мечту всех немецких шахматистов.

— Куда уж мне! Мое дело теперь писать. Нужно дать дорогу молодым.

Эммануил Ласкер, уступив в двадцать первом году звание чемпиона мира Капабланке, редко теперь играл в турнирах. Математические проблемы больше волновали его пытливый ум, философские трактаты ждали в шкафу своего завершения. Недавно он удивил всех: в лучшем берлинском театре была поставлена его пьеса. Казалось бы, достаточно занятий для одного человека, но нет, не таков Ласкер! В последнее время его заинтересовала еще одна проблема. Знакомые улыбались: Ласкер открыл школу карточных игр: бридж, скэт — три класса по восемь слушателей в каждом. Потеряв шахматную корону, бывший чемпион, видимо, хотел стать королем бриджа.

Пусть смеются — на то они и люди, чтобы смеяться над тем, что им непонятно. Ласкера интересовала теория борьбы во всех ее проявлениях; он хотел исследовать ее законы сначала в близкой и знакомой ему области — шахматах, картах, математических играх. Почему одному человеку везет в жизни, в делах, в игре, другой же вечно терпит неудачу? Почему на рулетке цифры выпадают в особой, трудноуловимой закономерности? Поймать эту талию — сразу станешь богатым человеком. Почему в картах везет сначала одному из играющих, но после его грубой ошибки фортуна сразу от него отворачивается? Почему? Как много таких «почему» в жизни, во всех играх.