Похищение Муссолини

Никогда еще в своей жизни Штубер не испытывал большего унижения, чем при разговоре с этим вшивым абверовцем. У него вдруг появилось дикое желание выхватить пистолет и разрядить его прямо в телефонный аппарат. Штубер даже инстинктивно потянулся к кобуре, но вместо этого холодно приказал:

– Роттенфюрер, поднять группу! Обе машины – к воротам! В крепости остается только один часовой. Остальные – по машинам!

Живым он им Беркута, конечно, не привезет. Там же, в лесу, прикажет спустить с него шкуру. И приказ будет выполнен. Уезжая отсюда, он увезет скальп этого варвара и повесит его на воротах своего родового замка. Поправ этой интригующей дикостью нравы и обычаи рыцарского рода Штуберов.

– Вас не гложет никакое предчувствие, мой фельдфебель? – спросил он, подходя к кабине своей «унтер-пропаганд-машинен».

– Они уже давно перестали посещать меня, господин гауптштурмфюрер, – мрачно ответил Зебольд, готовясь втиснуться в кабину грузовика. – Последнее предчувствие появилось в тот день, когда вы представили меня к присвоению офицерского чина. Плохое предчувствие.

Это была дешевая месть. Ведь Зебольд наверняка понимал: не гауптштурмфюрер виновен в том, что это представление затерялось где-то в лабиринтах военного ведомства. Да и время ли сейчас вспоминать о нем.

– Не пытайтесь испортить мне настроение, мой фельдфебель.

– Ровно через час партизаны испортят его нам обоим.

7

Да, голос этого поражающего своим хладнокровием «венского фюрера» действительно способен был показаться Гитлеру последним колоколом надежды. В конце концов он не мог допустить, чтобы страна, в которой фашизм зарождался как идеология, стала жертвой заговора предателя-короля.

Гитлер никогда всерьез не воспринимал ни опереточный вождизм дуче, ни боевые качества его полевых армий, в которых Муссолини так и не сумел возродить дух римских легионов. Но в то же время он смутно представлял себе, какими иными силами Германия могла бы в свое время отвлекать крупные соединения войск антигерманской коалиции, не будь итальянских дивизий в Африке, Греции, России. Нет, существуют бреши, при которых любая цитадель – уже не цитадель.

Буквально перед прилетом Скорцени в «Волчье логово» Гиммлер просил разрешить ему ввести в действие свой план изменения ситуации в Италии. Детали этой операции, получившей название «Аларих», начали разрабатываться в кабинетах службы безопасности еще два месяца назад. При этом они рассматривались как один из основных вариантов «умиротворения» союзницы – Италии на случай вполне прогнозируемых «непредвиденных» обстоятельств.

Немного поколебавшись, Гитлер дал согласие на осуществление и этой операции, хотя и считал ее неосуществимой. Для успешного ее проведения Гиммлеру скорее всего придется требовать открытия еще одного фронта – итальянского. При котором многотысячные дивизии «макаронников», как бы ни были они презираемы эсэсовским воинством рейхсфюрера, все же окажутся союзниками англо-американцев.

Когда при разговоре с Гиммлером в голову фюрера закралась мысль о возможности такого союзничества, он едва сдержался, чтобы не расхохотаться. Однако никаких опасений рейхсфюреру СС при этом не высказал. Вместо этого, как бы между прочим, поинтересовался, где сейчас находится тот прославившийся во время австрийских событий «венский фюрер» Скорцени и как скоро представляется возможным вызвать его в ставку. И даже был немного разочарован, узнав, что гауптштурмфюрер сейчас в Берлине, занимается особой диверсионной школой и развертыванием эсэсовских террористических групп на Востоке и в Югославии. Гитлер считал, что самим дьяволом заложенный в этом парне талант диверсанта, талант, усиленный наполеоновским фатализмом, следует использовать куда более рационально.

Впрочем, совсем недавно Гиммлер докладывал ему, что Кальтенбруннер рекомендует «венца» Скорцени на пост шефа эсэсовских диверсантов. И он тогда не возражал. Рекомендация Кальтенбруннера говорила сама за себя.

Он не возражал, но все же нашел время более подробно ознакомиться с личным делом этого «фюрера СД» и даже при случае попросил Кальтенбруннера напомнить кое-какие подробности из биографии нового подчиненного. Так вот, детали были весьма впечатляющими.

Оказалось, что Кальтенбруннер близко познакомился со Скорцени, еще будучи членом «Академического легиона», этого студенческого добровольческого корпуса молодых австрийских национал-социалистов, сторонников воссоединения Австрии с рейхом. В свою очередь, Кальтенбруннер познакомил тогда еще двадцатичетырехлетнего Скорцени с фюрером австрийских национал-социалистов Артуром Зейс-Инквартом. Он же летом 1932 года рекомендовал Отто кандидатом в члены нацистской партии.

«Похвальная поддержка, – мысленно проворчал фюрер, – если только она продиктована интересами партии, а не дружбой собутыльников. Похоже, в этот раз дружба и интересы дела совпали».