Похищение Муссолини

– Имя, да, известно. Я имею в виду Отто Скорцени. Который в свое время блеснул в Вене, потом немного поугас. Но сейчас о нем, похоже, опять вспомнили. Теперь он возглавляет диверсионную школу, расположенную недалеко от Берлина, руководит отделом диверсий Главного управления имперской безопасности. Словом, коллега.

– Попытаюсь встретиться с ним, – охотно согласился Курбатов, довольный тем, что фюрер-полковник оставил в покое его персону.

– Простите, что вмешиваюсь в разговор, – неожиданно подал голос доселе молчавший шофер. – Если я не ослышался, вы, господин князь, упомянули имя Гаусгоффера, поклонника Игнация Лойолы, к тому же прекрасно владеющего истинами буддизма.

– Не ослышались, – сухо подтвердил Курбатов, недовольный тем, что водитель тоже решил продемонстрировать свою осведомленность.

– Хотел бы предупредить: полковник Исимура прекрасно знаком с работами Гаусгоффера.

– Вот за эту подсказку спасибо.

– И даже уверен, что генерал и философ Гаусгоффер показывает всем нам, европейцам, пример того, как следует постигать философию Востока. Путем, которым прошел в формировании своего сознания этот белый, должны пройти все остальные германцы, все арийцы. Кстати, себя, как и остальных японцев, Исимура тоже считает арийцем.

– Гитлера больше всего раздражает именно то обстоятельство, что цыгане имеют куда больше оснований величать себя арийцами, чем германцы, – заметил Курбатов.

Водитель на мгновение оглянулся и рассмеялся. Он прекрасно понял, что хотел сказать этим белокурый красавец князь.

– В любом случае будьте готовы к тому, что Исимура вспомнит о Гаусгоффере.

– Или попытайтесь напомнить ему об этом немце, если почувствуете, что ваш разговор не складывается, – добавил Родзаевский. – И не обращайте внимания на то, что у него, – притронулся к плечу водителя, – погоны унтер-офицера. На самом деле он капитан. Один из лучших моих разведчиков. Кстати, порывается идти в рейд вместе с вами.

– Это погибельный рейд, господин капитан, не советую.

– Вы-то согласились.

– Я – диверсант. По самой натуре своей. В этом мое призвание.

37

Вошел вызванный Скорцени адъютант.

Услышав привычное: «Проводите генерала», он исчез за дверью вслед за Шкуро. Который даже за порогом все пятился, усердно при этом кланяясь.

Когда, проведя генерала к выходу, адъютант вернулся, он застал своего командира посреди кабинета. Скорцени стоял, положив правую руку на живот, а левой подперев щеку, и был погружен в какие-то свои раздумья. Родль молча ждал, когда гауптштурмфюрер выйдет из этого состояния и поинтересуется, что ему необходимо. Он никогда не решался заговорить, видя шефа в позе античного «Мыслителя».

– Послушайте, Родль, – наконец проговорил Скорцени. А вы не в курсе, по какому поводу этот генерал?..

– Шкуро…

– Вот именно. По какому поводу он навещал меня?

Родль рассмеялся. Он понимал, что ставит своего шефа в неловкое положение, но ведь было же отчего и рассмеяться. Глядя на него, Скорцени тоже улыбнулся.

– Никак нет, гауптштурмфюрер, не в курсе. Мне показалось, что он успел изложить свою просьбу.

– Кажется, я увлекся. Он вынужден был только слушать. Но ведь приходил он ко мне не в роли слушателя, а в роли просителя.

– Следует полагать… – философски согласился адъютант.

– Ну да бог с ним, с этим русским. У нас нет времени, Родль. У нас есть все, кроме времени, оберштурмфюрер. И не заставляйте напоминать, как мне нужны сведения о Муссолини. Любые сведения о дуче. Встряхивайте наших людей, Родль, встряхивайте!

38

Однако принимал Курбатова не Исимура, а подполковник Имоти. Рослый, под метр девяносто – что среди офицеров-квантунцев встречалось довольно редко, – крепкого, сибирского телосложения, с почти европейским лицом, в чертах которого едва угадывались восточные штрихи, он вообще мало напоминал японца. А подчеркнуто правильный русский Имоти мог сбить с толку кого угодно.

– По матери я – коренной сибиряк. По отцу – японец, – сразу же раскрыл секрет своего происхождения подполковник, освещая отдельный кабинет в небольшом ресторанчике хищноватой желтозубой улыбкой. – Поэтому, князь, можете считать меня русско-японцем, или японо-русским, как вам удобнее.

– Вообще-то, я больше приемлю просто «русский». Но в данном случае русский меня устраивает в любом обрамлении.

– Хотя ваши корни уходят в Украину и, очевидно, в Татарию.

– Татаро-украинец или украино-татарин, – добродушно согласился князь. – Однако воспринимаю себя славянином. Впрочем, начиналось все не с татар, а с половцев.

Они уселись за низеньким столиком, по-восточному скрестив ноги, и несколько минут выжидающе смотрели друг на друга.

– «Воспринимаю себя славянином», – повторил Имоти. – Полковник Исимура, которого имею честь представлять здесь, учел это. Он терпимо относится к национализму русских, если только этот национализм выдержан в рамках благоразумия.

– В рамках, господин подполковник. Что заставило вызвать меня из казармы? Слушаю вас.