Похищение Луны

Да… Так я начал с этого окаянного голландца. Понятно, мы не могли ударить в грязь лицом по части гостеприимства… Широко принял его мой покойный отец… Дорогу всадникам преградил небольшой ров. Перемахнув через него, Гвандж продолжал:

— На вертелах жарились целые бычки, в котлах варились молочные телки… Охоту устроили — какой свет не видывал! Двести всадников вошли в илорский лес. Такая пальба поднялась — ну, точно война!

Штуцер тогда только что был изобретен. У спутников этого голландца были новенькие штуцера, красивые, как игрушки. Да что штуцера! Сильнее штуцеров полонила мое сердце жена голландца. Звали ее Ванстер. Знаешь, какого цвета были у нее волосы? У наших не бывает таких. Как первый ус, что выпускает початок кукурузы, — такие же блестящие, золотистые!

Спешились в чаще леса, под большим дубом. Ванстер устала от скачки. Я помог ей сойти с лошади. О-о, какое я испытал блаженство, когда она обняла меня рукой за шею и оперлась о мое плечо, чтобы спрыгнуть. Казалось мне, сама богоматерь сошла с неба и повисла у меня на шее…

Усадил я ее на дубовый пень. Отступил на несколько шагов и стал разглядывать. Из-под платья виднелась белая батистовая юбка с узорными вырезами вроде цветка ромашки… Ну, тут я окончательно потерял голову и сказал сам себе: «Если эта женщина не будет моей, — утоплюсь в море, как в этом году Гудза Маршаниа утопился из-за Джаханы Шервашидзе!»

Стали аукать, сзывать псарей. Подскакали Гвичия, Хвичия, Алания и Киуты и торжественно начали подносить Ванстер только что подстреленных газелей, ланей, оленей, фазанов, кабанов. Точно царица, восседала под дубом эта удивительная женщина и милостиво дарила улыбки подносившим.

Как увидел я это, взыграло во мне ретивое! Ведь и я немало дичи и зверя настрелял в этот день. Однако не поднес ей в дар. Потому что всегда держался мнения: «Если хочешь завоевать сердце женщины, не балуй ее слишком своим вниманием».

Но вот голландка заявила:

— Принесите мне живого кабана!

Не подумай, что это охотничий рассказ. Я действительно поймал живого кабана. Не все, конечно, было так, как писали об этом в европейских газетах; если верить их россказням, меня этот купец даже благодарил, хотя бедняге совсем не за что было благодарить. Писали обо мне, будто я голыми руками захватил живого кабана. Вот как обманывают газетные писаки весь свет, милый ты мой! Тогда я понял, сколько бывает всякого сочинительства в газетах. У меня они, эти старые газеты, до сих пор хранятся, — покажу, если напомнишь.

Всадники переезжали речку. Оба на время замолчали. Тараш был погружен в свои думы. Гвандж вскоре очнулся — от брызг, взлетавших из-под ног коней.

— Да… «Подайте мне живого кабана!» — заладила иностранка. Я всполошился. Когда любишь женщину, даже слепое выполнение ее капризов — для тебя счастье! Засуетился я, хоть и не слыхал никогда, чтобы кому-нибудь удавалось изловить кабана живьем.

Еще не все наши люди вернулись с гона. Отец приказал мне: «Садись на лошадь, созови псарей!» Я вскочил в седло и, трубя в рог, углубился в лес.

Вдруг вижу — заблудился. Перестал трубить и осторожно поехал вдоль ущелья.

Смотрю, несется прямо на меня огромный кабан!

Не знаю, огонь ли молодости или любовь к Ванстер увлекли меня, но я мигом соскочил с коня и, когда кабан поравнялся со мной, выхватил кинжал. По обе стороны ущелья тянулся густой лес, поэтому кабан шел прямо на меня. Испуганная лошадь шарахнулась в сторону. Кабан проскочил меж ее ног, и потому мне не удалось его заколоть. Я вновь вскочил на коня и погнался за ним. Вскоре показались псари и гончие и тоже погнались за зверем. На наше счастье, в одном месте путь преградила громадная сосна, поваленная бурей. Выбившийся из сил кабан, очевидно, не смог перепрыгнуть через дерево и решил проскочить под ним. Но застрял и отчаянно заревел. Тотчас же на него накинулись борзые собаки и стали хватать его за ляжки.

Спрыгнув с лошади, я схватил кабана за задние ноги. Псари связали ему веревкой рыло, вытащили из-под дерева, скрутили ноги и, просунув между ними дубинку, понесли. Такой был огромный, — четыре человека с трудом тащили!

Я умышленно отстал. Всегда выгодней, чтобы о твоем подвиге рассказали другие. Псари тотчас же разнесли весть: «Кабана изловил князь Гвандж Апакидзе, и притом голыми руками». Это и нужно было для моего торжества.

Тогда-то и улыбнулась мне Ванстер, и мне показалось, что передо мною распахнулись двери неба. В жизни не забуду этой улыбки!

«Послушай, правда ли, что ты первый схватил его?» — с лукавой улыбкой спросил меня отец.

«Клянусь светом Илори, прямо за ноги схватил!» Тогда я был еще верующим и никогда не лгал. Гвандж замолчал.

— Ну, что же дальше, дядя Гвандж? Ты не кончил рассказа о Ванстер, — улыбаясь, сказал Тараш.

— Эх, стоит ли, мой друг? Если взять все злоключения моей жизни, то и в толстую книгу их не уместишь. К тому же… К тому же и живой кабан мне не помог.

Это была единственная женщина, которая до безумия увлекла меня и чуть не погубила.