«Не уходи, останься со мной на этом необитаемом плоскогорье. Я постелю тебе мою бурку и прижму тебя к своему озябшему от постоянной ненависти сердцу. Не уходи, я буду поклоняться тебе, как лохматый сван поклоняется богине охоты, вашей Дали»…
Но еще и еще раз рванулась косуля, замычав так жалостно, точно ей в сердце вонзили нож.
Мольба ее потрясла меня. Я отпустил ее на волю.
В последний раз прокричала она в оглохшее ухо ночи и исчезла, растворилась во мраке.
Мне же долго еще чудился ее плач, пока, прижав к себе ружье, я не заснул таким же глубоким сном, каким спали ледники, объятые безмолвием.
Я проснулся под утро, продрогший от холода. Надо мной, одиноким, переливалось и играло огнями небо — безмолвное, таинственное и прекрасное, как мечта о недосягаемом…
Больше ничего примечательного в моей здешней жизни не произошло. Мы все здоровы.
Муж моей кормилицы по-прежнему ворчит. По временам он куда-то исчезает. Думаю, что он пробирается к черкесам, приводит оттуда коней. Потом он и Кора Махвш целыми часами беседуют на непонятном для меня и Арзакана сванском языке.
Арзакан подружился с внуком Махвша — Сауром.
Я, по обыкновению, одинок; хожу на охоту, карабкаюсь по горам, пью сванскую водку, настоянную на бузине, иногда соревнуюсь со сванами в стрельбе из ружья.
Сейчас, не переставая, идет снег. Он покрыл все вокруг.
Сижу в башне, отрезанный от мира. И радуюсь тому, что это так.
Ваш Т. Э.»