Похищение Европы

Кувалда втянулась обратно в проем, и показалась рука в черной перчатке. Еще немного и штурмовая группа ворвется в дом.

Белов не стал дожидаться — он выскочил из центрального зала и, захлопнув за собой дверь, закрыл ее на засов. «Действенная тактика! — подумал он. — Вот на что рассчитывал купец Митрофанов. Через окна не пролезешь, а для того, чтобы сломать двери, требуется время».

Наглухо закрывая двери, они дошли со Злобиным до угловой комнаты, откуда вела лестница на второй этаж.

— Витек! — сказал ему Белов. — Не паникуйте! Отвечаешь за Лайзу головой.

— А ты? — попробовал вставить Витек, но Саша не дал ему сказать ни слова.

— Обо мне не беспокойся, я что-нибудь придумаю. Принеси мне пистолет. Живо!

Злобин помчался вверх по лестнице. Едва он исчез в проеме, Белов поднес мобильный к уху.

— Князь! Ты слышишь меня?

— Дергаешься? — со злобой спросил Князь. — Характер показываешь? Зря.

— Князь! — заорал Саша. — Даю тебе слово, что я здесь ни при чем. Я докажу это. Еще не знаю как, но докажу. А тебя хочу предупредить — если хоть один волос упадет с головы близких мне людей, я стану самым худшим из твоих проклятий. Ты понял? Поэтому не делай глупостей! Стой за правым плечом!

Он нажал на кнопку «отбой», и вовремя. Дверь уже вовсю ходила ходуном, поддаваясь напору мощных ребят с масками на лицах.

Прибежал Витек и сверху кинул ему пистолет. Белов на лету поймал оружие и бросился в анфиладу.

Он слышал, как со второго этажа доносятся крики Лайзы. Она рвалась к Саше, но, наверное, Ватсон или Лукин не пускали ее. И правильно делали.

В комнату ворвались бойцы СОБРа. Спецназовец в черной форме, с маской на лице присел на одно колено и взял Белова на мушку.

— Ни с места! — заорал он.

Саша прыгнул в темноту. Автоматная очередь, кроша штукатурку, впилась в стену. Белов навалился на дверь и щелкнул засовом.

Пули выбивали из прочной древесины острые щепки; одна из них оцарапала Саше лицо.

Белов побежал по анфиладе, захлопывая за собой двери. Он думал, сколько у него осталось времени, и понимал, что ничтожно мало. Рано или поздно он окажется в тупике, откуда нет выхода.

Внезапно вспомнились слова Ватсона, сказанные им в споре с Витьком по поводу анфилады. Доктор тогда сравнил череду проходных комнат с отсеками в субмарине.

«В подводной лодке все продумано до мелочей. Отсеки ведут не куда-нибудь в тупик, а…»

Тогда Ватсон не договорил — его прервал приезд Князя. Но теперь Белов и сам догадывался, что имел в виду Станислав Маркович.

И если архитектор, проектировавший особняк, сам того не подозревая, использовал в строительстве анфилады тот же принцип, что много позже применяли в строительстве субмарин, то у Саши еще есть шанс на спасение.

Потому что «отсеки ведут не куда-нибудь в тупик, а в спасательную капсулу». Вот в чем дело.

XXI

— А-у-у-у! О-у-у-у! А-у-у-у! — завывал страшный голос на все лады.

Сильный ветер дул в сторону моря. Устройство, вделанное в стену или в потолок, издавало несколько звуков одновременно, отличающихся по тембру и высоте; сливаясь воедино, они до жути напоминали человеческий голос. Вой был настолько громким, что заглушал треск ломающейся древесины, крики, ругань и топот бойцов милицейского спецназа.

В той комнате, на стене которой был сделан первый рисунок, Белов остановился и перевел дыхание. Он должен был забыть, что в запасе у него остались считанные секунды, и не думать о времени вообще. Иначе в суете и спешке принять правильное решение невозможно.

Свет угасающего дня пробивался сквозь окна-бойницы и не давал разглядеть бледное голубоватое свечение. Но картинка — хищно ощерившийся дельфин — неотступно стояла перед мысленным взором Александра. Белов словно видел ее — яркую и отчетливую.

В следующей комнате должна быть девушка, а в последней, на заслонке печи — бык. Эта загадка митрофановского дома осталась неразгаданной. У Белова было несколько секунд, чтобы найти ответ.

Итак, дельфин, девушка и бык, нарисованные специальной краской, в которую добавлено светящееся вещество метеорита. Но почему они находятся в разных комнатах? Купец Митрофанов — он же Ерофей Кистенев — вполне, мог нанести рисунки на одну и ту же стену. Зачем ему потребовалось расписывать тупиковую часть анфилады целиком?

Может быть, для того, чтобы показать, что это — вовсе не тупик? Переход от одного рисунка к другому волей-неволей заставлял искать недостающую часть картины, двигаться от дельфина к быку.

Вряд ли потайная дверца спрятана под изображением дельфина или Европы; стена была внутренняя, она ограничивала анфиладу от центрального зала. К тому же эту дверцу (если она существовала) невозможно было открыть, не взломав штукатурку. Но тогда бы она перестала быть потайной.

«Значит, бык!» — решил Белов. Все сходилось. Последнее изображение было нанесено на чугунную заслонку, однако грозную морду быка можно было разглядеть, только если подойти к печи вплотную и обогнуть ее ближний угол.