Похищение Европы

— Ладно. Тогда приготовьтесь выслушать то, что я сейчас скажу. Положение очень серьезное. У больной — тяжелая форма алкоголизма. Третья стадия. Дальше — только четвертая и заключительная, которая длится очень недолго. Вы понимаете, что я имею ввиду?

— Конечно, — ответили бывшие мужья.

— Женский алкоголизм, в отличие от мужского, практически не поддается лечению. Вы должны об этом знать. Тем более — такой запущенный случай. Но мы все же попытаемся. Я планирую провести стандартный комплекс мероприятий, направленных на выведение пациентки из кризиса. Следующую неделю она проведет в медикаментозном сне, пока организм полностью не очистится от алкоголя. Это — в первую очередь. Далее наступит второй этап. Общеукрепляющая терапия и различные оздоровительные занятия: пешие прогулки, плавание в бассейне, посещение спортзала и так далее. Параллельно мы проведем исследование всех органов и систем; необходимо выяснить, насколько они пострадали от регулярного употребления спиртного. Ну и, разумеется, суггестивная терапия. То есть — внушение. Если совсем просто — кодирование, но на более высоком уровне, нежели предлагают всякие шарлатаны в частных объявлениях. И вот здесь я предвижу основную сложность.

На столе доктора зазвонил телефон. Наршак снял трубку, внимательно выслушал говорившего, бросил отрывистое «да» и добавил, что будет через пять минут. Он положил трубку на рычаги и развел руками: мол, извините, у меня не так много времени. Доктор почесал бровь ухоженным пальцем, словно вспоминал, на чем он остановился.

— Вы сказали, что основная сложность заключается в кодировании, — напомнил Белов.

— Да, — подхватил Наршак. — Можно просто вдалбливать в голову пациента, что пить — очень плохо. Пить — нельзя. Но это приносит результаты только в том случае, если психика больного… Как бы это помягче выразиться? Находится на низком уровне организации. Судя по всему, ваша бывшая супруга, — он обвел мужчин внимательным взглядом, — таковой не является. Ей этого будет недостаточно. Мы должны предложить что-то взамен алкоголя. Нечто такое, что заставит ее навсегда забыть о бутылке. Наверное, вы знаете, что ей особенно дорого.

— Ну… — начал Шмидт. — Сын, Иван… — Он наморщил лоб, будто ничего другого вспомнить не мог.

— Материнская любовь — очень сильная мотивация, — согласился Наршак. — Но, как видите, ей это не помогло. Что-нибудь еще?

— Она всегда хотела стать профессиональным музыкантом, — подал голос Белов. — Ольга — скрипачка. Но… Видимо, и это не помогло.

Наршак криво усмехнулся.

— Не кажется ли вам это странным? Два бывших супруга не могут сказать, к чему стремилась их жена. О чем это говорит? О недостатке внимания и тепла.

Шмидт пожал плечами. Доктор Наршак подвел их к тому выводу, к которому они сами пришли вчера, — ответственность за все, что произошло с Ольгой, лежала на них.

. — Мы виноваты, — тоном раскаивающегося школьника сказал Дмитрий.

— Признать вину — еще не значит исправить ошибку, — назидательно произнес Наршак. — Но это уже немало. Мы постараемся выяснить круг ее интересов и направить энергию в правильное русло. Но вылечить ее без вашей помощи будет невозможно. А самое главное — чтобы она сама захотела себе помочь. Ольга должна почувствовать свою необходимость… Вы понимаете меня?

— Да, — все так же хором ответили Белов и Шмидт.

— Я очень на это надеюсь. — Наршак поднялся из-за стола. — Извините, пора идти. Много Дел. Я освобожусь ближе к вечеру, часам к шести. Если возникнут какие-либо вопросы, обращайтесь.

Он проводил их до двери кабинета. Белов и Шмидт выглядели пристыженными. Они вышли на улицу и сели в черный «мерседес» Шмидта.

— Дима, я должен лететь, — признался Белов. — Меня ждут на Камчатке.

— Покоряешь очередной вулкан? — вяло спросил Шмидт. Он повернул ключ в замке зажигания, и двигатель ожил. В кожаном чреве автомобиля не раздалось ни звука, но стрелка тахометра еле заметно дрогнула.

Белов покачал головой. Он вдруг понял, как это выглядит со стороны: лазать по вулканам, когда, пусть и бывшая, но все же жена, лежит в наркологической клинике. Он хотел было сказать, что едет на Камчатку отнюдь не развлекаться, но это прозвучало бы как оправдание. А оправдываться Белов не собирался.

— Нет. Вулканы тут ни при чем. Смотри телевизор. Скоро сам все узнаешь — из новостей.

Шмидт перевел селектор автоматической коробки передач в положение «Drive», и «мерседес», плавно набирая скорость, помчался вперед. Говорить не хотелось. Настроение было ни к черту.

— Отвезти тебя в аэропорт? — спросил Шмидт.

— Спасибо, сам доберусь.

Москва таяла от июльской жары. Последние залпы тополиного пуха кружились в воздухе. Шмидт включил кондиционер, но к магнитоле даже не притронулся. Не тот был случай, чтобы слушать музыку.

— Когда она проснется, — упрямо сказал Шмидт, — то первое, что увидит, будет картина. «Похищение Европы», правильно?

— Угу…

— И если я не найду ее в художественных салонах, то ограблю Третьяковку. Вот что я сделаю. Смотри телевизор. Сам все узнаешь — из новостей.