Похищение Европы

После завтрака Билл выходил наружу и в бинокль осматривал окрестности. Если все было в порядке (а именно так всегда и было), полчаса-час мы гуляли недалеко от дома. Воздух в горах был ощутимо холоднее, чем на равнине, и перед выходом меня всякий раз закутывали в княжеский плед. Мы медленно шли вдоль скал, с хрустом ступая на бесцветные базальтовые осколки, из-под которых пробивалась такая же бесцветная, но цепкая растительность. Иногда мы гуляли с противоположной стороны дома, спускаясь на зеленые террасы лугов. На самых дальних террасах паслись коровы, с каждым днем подходившие все ближе к нашему дому. Дней через пять мы впервые услышали глухое позвякивание их колокольчиков, а уже через неделю наши прогулки сопровождались их длинными задумчивыми взглядами.

Никаких геополитических бесед у нас с Биллом не было. Мы с Настей не заводили их потому, что не хотели выявлять наши возможные с ним разногласия. Что касается Билла, то он, по всей видимости, был по горло сыт полемикой с князем и теперь вовсю наслаждался передышкой. Благодарными темами для нас стали преимущественно медицина и гастрономия. Один раз по какому-то забытому мной поводу Билл сказал, что считает Косовскую войну ошибкой, и мы с Настей молча кивнули. Продолжения это не имело. Думаю, что, не признаваясь в этом себе самим, мы устали от военных разговоров не меньше нашего американского друга.

Обед начинала обычно готовить Настя. Билл, по-джентльменски уступавший выбор меню даме, включался в работу на правах помощника. Он тщательно закатывал рукава до локтя и надевал передник. Любо-дорого было смотреть, как ловко его огромные рыжеволосые руки резали помидоры или лук. Нож на разделочной доске издавал автоматную очередь, превращая овощ в идеально ровные кружки, квадратики и дуги. За обедом, который длился гораздо дольше завтрака, следовал тихий час.

Во второй половине дня мы снова гуляли. В это время в горах несколько теплело, и я выходил уже без пледа. После ужина мы собирались в каминной и играли в лото. Настя уже знала, что многие немецкие семьи проводят вечера именно так. Она никак этого не комментировала, но, разбираясь в малейших ее интонациях, я понимал, что такое времяпрепровождение было для нее столь же трогательным, сколь и забавным. Нижняя губа Билла упруго оборачивалась вокруг фишки, когда он, мурлыча что-то невнятное, просчитывал очередной ход. Думаю, что при полном нашем нежелании смотреть телевизор и отсутствии сколько-нибудь существенных тем для беседы лото было идеальным решением.

Если в дневной части нашей жизни доминировал лечивший меня Билл, ночные часы принадлежали исключительно Насте. Раненая моя плоть стремилась к ней не меньше, а то и больше, чем прежде. И поскольку жалость является, как известно, одной из сильнейших форм любви, усиление чувства было обоюдным. Чистейший горный воздух, размеренное существование и присутствие в нашей с Настей жизни постороннего возводили наше влечение друг к другу в какую-то новую степень. Едва войдя в спальню, мы закрывали дверь на ключ и предавались самым смелым любовным фантазиям. Единственным ограничением для нас служило мое ранение, не позволявшее заниматься любовью наиболее традиционным способом, а именно — лежа.

В один из дней Билла, чьей хирургической специализацией была проктология, пригласили по старой памяти для консультации в американский госпиталь. Вернувшись под вечер, он выпил предложенный Настей кофе и с загадочным видом откинулся на спинку стула. Эта артистическая посадка и смеющиеся, приглашающие к расспросам глаза явно мне что-то напомнили. За массивным лицом Билла и скрещенными на груди его лапищами проступил тонкий облик нашего покойного друга.

— Я консультировал сегодня интереснейший медицинский случай: прострелены обе руки и ягодица. — Билл наслаждался немой сценой. — Вашей точности можно только позавидовать.

— Я стреляла наугад, — скромно сказала Настя.

Билл снял перед Настей невидимую шляпу и раскланялся.

— Пациент стал жертвой разбойного нападения в Английском парке.

— Разбойного нападения? — Мне это показалось даже забавным. — И что же у него отняли?

— Прежде всего — возможность сидеть. Кажется, это единственное, что у бедняги было с собой. Ну, еще, конечно, вот это, — Билл достал из кармана пиджака пистолет, — только об этой пропаже он так и не заявил. Когда я над ним наклонился, мой карман с пистолетом коснулся его ноги: он даже не вздрогнул. Правда чудеснее вымысла. — Билл вздохнул. — Уходя, я позаимствовал для вас первоклассное заживляющее средство: здесь такого не достать.

Из другого кармана американец извлек небольшую баночку и покрутил ею перед нашими глазами.