Похищение Европы

Мы были с Ефимом Аркадьевичем на нашем любимом месте, на технической палубе, в висящей на киль-блоках – это слово мне умный Береславский сказал – большой шлюпке, даже скорее катере, откуда прекрасно было наблюдать за фонтанами брызг, поднимаемых носом нашего корабля. Вообще-то туда пассажирам нельзя, но Береславский уже перезнакомился со всей командой, и ему можно везде. А значит – и мне тоже.

Держась руками за теплые деревяшки – уже начало покачивать, – мы следили за догонявшим нас лоцманским катерком. Веселый такой катерок: в свете нашего прожектора он сверкал, как пасхальное яичко – чистенький, желтенький, с округлыми обводами, окаймленными толстой черной резиной, сберегающей его бока при бесконечных швартовках.

С Береславским у нас никаких романов нет, просто с ним интересно. И кроме того, этим вечером я выполняла роль его «крыши», прикрывая утомленного мужичка от сексуально агрессивной официантки. Она дважды показывалась на горизонте, и тогда я обнимала Ефима Аркадьевича за пухлые плечи.

Взамен он рассказывал рекламные байки про взаимоотношения с клиентами. В частности, как снимал для нас – для «Четверки» – слайды с вином: мы немного и этим занимаемся.

Я даже помню эту историю с нашей стороны: сама привозила им в студию несколько бутылок, которые надо было отснять.

– Для вас снимал тогда один из лучших фотохудожников страны, – смеялся Береславский. – Но вы не оценили.

– А что здесь смешного? – сначала не поняла я.

– Нет, ты мне скажи, чем вам не показались слайды?

– Не знаю, – слукавила я. – Они были классные. (Вообще-то их загнобил мой любимый Агуреев. В силу рабоче-крестьянского происхождения он не смог оценить игры смежных пастельных полутонов действительно классно выставленного света. Моя любовь, покрутив в толстых пальцах слайды, сказала, что «в них мало огонька». Но мне не хотелось выставлять его перед Береславским в таком свете. Вот завоюю его – и образую по полной программе, по крайней мере в объеме законченной мной детской художественной школы.)

– Вот и я говорю – классные, – подтвердил мой собеседник. – Один из них потом в учебник вошел. По фото. Поэтому я очень разозлился. И месть моя была страшной.

– Какой же? – Честно говоря, конец той истории проскочил мимо моего внимания.

– Я поставил бутылки на мой рабочий стол, взял у жены дешевую китайскую «мыльницу» и в лоб щелкнул. С чудовищными, как ты понимаешь, бликами. И соответствующей цветопередачей. И знаешь, что сказал ваш босс?

– Догадываюсь, – пробормотала я, припомнив, что на рекламных календариках и впрямь виднелась поверхность какого-то письменного стола.

– Он сказал: «Умеете ведь, когда хотите!» И дал нам бонус, двадцать процентов от цены.

* * *

И впрямь смешная история. Хотя рекламисты – в натуре гады: на наши деньги работают и над нами же потом смеются! Ефим Аркадьевич Береславский – еще не из худших рекламных гадов, веселый и не слишком жадный. И потом, он симпатизирует Агурееву, что также нас сближает. Коля, кстати, тоже говорит про Береславского только хорошее. А здесь, на корабле, они вообще скорешились.

– Так что образовывай своего босса, Дашенька, – словно услышав мои мысли, подытожил Ефим. – Бери процесс в свои руки.

* * *

И тут случился конфуз. Я приняла сказанное слишком близко к сердцу и разревелась. Дальше – хуже: доложила языкастому рекламисту про свою безответную любовь. Даже про свое сидение в девках сказала, так вдруг захотелось хоть кому-нибудь излить душу.

– Ох как все запущено! – своеобразно пожалел меня Береславский. И дал рецепт выхода из неприятного положения. Проверенный, как он сказал, временем. – Ты либо его соблазни, либо инвертируй ситуацию.

– Как это? – С первым было понятно, хотя и почти безнадежно, а вот с инвертированием ситуации я сразу не разобралась.

– Слышала про переход количества в качество?

– Ну, – неопределенно ответила Даша Лесная. То есть я.

– Если моя любовь к какой-то девушке была безответной, – объяснил он, – меня утешала любовь десяти других.

И тут же спохватился:

– Только, боюсь, для порядочной девушки это не вполне пригодный метод.

– Не вполне, – согласилась я. Но именно в тот момент – разговор был вчера вечером – окончательно решила провести – может, и в самом деле поможет? – свою сегодняшнюю утреннюю акцию с Кефиром. Как выяснилось, не помогло…

* * *

Тем временем наш пароход почти вышел из фиордов и волны стали весьма ощутимыми. Даже корабль на них пританцовывал, что уж говорить про вышеупомянутый лоцманский катерок? А между тем лоцман, сделав свое дело, должен был вот-вот нас покинуть.

– Как же он перелезет на такой качке? – усомнилась я.

– Это еще не качка, – успокоил Береславский. – Вот когда ужин наружу запросится – это будет качка.

И действительно, лоцман – здоровый мужик лет тридцати пяти – ловко спрыгнул с последней ступеньки трапа прямо на ходящую ходуном палубу катерка. Но операция пересадки на этом не закончилась: на катере стояла еще одна фигура, явно желающая поймать момент, когда катерок поднимется, а трап – опустится, чтобы перескочить на наш корабль.