Похищение Европы

«Мерина» водит серенького вида мужичок, лет за сорок. Наверное, из ГОНа – гаража особого назначения, из правительственного. Не лихач, но «давит» на трассе умело, то есть спокойно хамит, расчищая себе дорогу уверенным шоферским опытом. Этот, похоже, возил когда-то больших советских шишек. Службу знает.

Вот, собственно, и весь улов. Скажете, мало? А я скажу – больше, чем следует! Из этого совершенно ясно – встретиться с глазу на глаз с Лёнчиком Казимировым так просто не удастся. Нужен оригинальный ход.

Второй документ – план квартиры Лёнчика. Большая, дорогущая, представительная.

Третий документ – план виллы в Барвихе. Это просто дворцовый пейзаж какой-то. Английский лорд сдохнет от зависти.

Квартиру я «задокументировал» на всякий случай после наблюдения с крыши противоположного высотного дома, а виллу – из интернета со спутниковой карты. Это вряд ли понадобится, но для досье сойдут все документы. Чем их больше, тем фантазия работает активнее, горячее. Это я по опыту знаю.

Никто с этим типом под одной крышей, похоже, постоянно не живет. Во всяком случае, домой он приходит один, включает свет и жрет на кухне. Запивает жрачку водкой. Думаю, чистенькой, не дешевой. Значит, и официальной жены рядом нет. Во всяком случае, не видно ее. Появилась на день какая-то блондинка, но утром исчезла. Вела, правда, себя по-хозяйски. Знала, где, что лежит. Гламурная такая. Кажется, к тому же, немного надменная. Думаю, дура.

Точка наблюдения у меня образовалась чудненькая. Сразу над технической камерой лифта. Там слуховое окошко имеется, выходит прямиком на окна Казимирова. А морской бинокль приближает все даже до ненужной четкости. Я вижу зубы, лениво жующие мясо. Отвратительное зрелище! И водку он пьет жадно. Алкоголик. Это – точно! Скрывает. Даже глаза закатывает от наслаждения, когда опрокидывает в себя рюмку. Одной не ограничивается. Эдак штук пять за вечер, потом перебирается в спальню и падает замертво. Окна выходят на одну сторону, поэтому всю его вечернюю жизнь можно наблюдать, как говорится, одним кадром. Блондинка та, когда он вдруг отрубился, подушкой его лупила по башке. Бесполезно. Потом погасила свет и сама задрыхла.

На кой черт он обчистил две семьи почти до нитки? Чтобы вот так бездарно гнить по вечерам в холодной гигантской квартире? Идиот! Сволочь! Ничего себе оракул! Богат, как Крез, а всё ему мало!

Это я себя специально распаляю. Тоже опыт подсказывает – чем злее буду, тем ближе к успеху. Справедливая злость придает самоуважение, особенно, когда больше тебя уважать некому.

Теперь, как он выглядит – толстый, даже жирный, очень крупный, белокожий, с мелкими серенькими глазками, с пухлыми алыми губками, лобик небольшой, без морщинок, нос курносый, аккуратненький, волосики светло-русые, реденькие, но без залысин. Иной раз надевает очки, в золотой оправе.

Что еще я о нем знаю? Больше ничего! Но план, тем не менее, созрел как раз на чердаке, когда я в конце четвертого дня наблюдал за Лёнчиком.

Я знал уже, что делать. Так и сказал Эдит.

– Я знаю, что делать. Тебе и Геродоту придется мне помочь.

– Уже!

– Что уже?

– Уже готовы!

– Ты была примерной пионеркой?

– Кошмарной. Однажды прямо на праздничной линейке я на спор сняла с себя юбку и белую рубашку. Галстук оставила. Меня на две недели исключили из этой террористической детской шайки.

– Боюсь, этот опыт тебе пригодится.

– Какой? Пионерский?

– Он самый. Особенно связанный с раздеванием на линейке. Только галстук можешь не надевать. Колготки обязательны. Это возбуждает. Меня.

– Я не поняла, но, надеюсь, ты знаешь, что делаешь.

– Знаю.

– Что?

– Мы его похитим. Иначе все бесполезно. Под охраной и при власти он с нами говорить не станет. Ты с этим согласна?

– А куда мне деваться?

– Некуда.

– Ты точно знаешь, что делаешь? – повторив вопрос, она строго заглянула мне в глаза.

– До определенного момента – да. А дальше, как получится. Ведь что главное в бою?

– Что?

– Ввязаться в драку.

На том и порешили.

В досье появился следующий документ: «план похищения Ленчика Казимирова». Надо было еще придумать, где его прятать, этого Ленчика.

С этим делом помогли Рубинчики. У них еще осталась старенькая дачка по Ярославке, не доезжая пятнадцати километров до Пушкина. Я осмотрел дом. Всё подходит: два этажа с тесными влажными комнатками на каждом и крепкий глубокий подвал. Окна пыльные, одна стена глухая. Поселок небольшой, весь в зарослях дикого колючего кустарника и в разросшихся древних яблонях. Рядом с дачей забытый богом и хозяевами чей-то гнилой домишко с затопленной территорией в шесть соток и обсыпающейся кровлей. Остальные дома далеко и разделены между собой густыми посадками. Между жалким домом Рубинчиков и дорогой на Москву с юга и юго-востока – огромное круглосуточно квакающее и жужжащее не то болото, не то цветущий пруд, а с северной стороны – поросший всякой колючей дрянью высокий холм, на который можно взобраться только стороны дома Рубинчиков и того, другого дома. То, что надо! Ори там, не ори – никто не услышит. Только голос сорвешь.