Эти слова дали импульс к новой сплетне в политологических и финансовых кругах о том, что Казимиров негласно представляет в России интересы какого-то очень влиятельного европейского политического института. Кое-кто из видных европейцев, будучи в гостях в России, даже подтверждал это неопределенным мычанием и прозрачными намеками. Те же доморощенные злые языки утверждали, что такое мычание обходилось Казимирову и банку, в котором он был первым вице-президентом, весьма недешево. Но затраты стоили того! Потому что они раздували «общественное тело» Казимирова до самых солидных объемов. Банку это тоже нравилось – все же первый вице-президент. Тут особое доверие!
– Европа, – уныло вещал иной раз Леонид Михайлович, – смотрит на нас с печалью и надеждой, а мы, сирые и подчас неисправимо убогие в своей славянофильской дикости, воспринимаем этот почти материнский взгляд как враждебный, чуждый и оттого допускаем обидное неуважение к ее институтам, к ее традиционным, проверенным веками воззрениям, к ее культурологическим оценкам и прочее, прочее, прочее. Европа – это великая стена, по типу той самой, известной, китайской, которая стоит между средневековым убожеством имперского нашего прошлого и постиндустриальным раем нашего же будущего, если только мы в этом будущем захотим видеть наших детей и внуков. Сами-то мы уже опоздали… М-да! Беда! Трагедия! Национальная трагедия, я бы сказал. И великая скорбь! Прости, Господи!
Леонида Михайловича именно поэтому и прозвали тогда Лёней-Европой или даже попросту Европой. Так и говорили: «Леня-Европа сказал… Леня-Европа советовал… Леня-Европа полагает…»
Один из старых криминальных авторитетов в какой-то ночной передаче на центральном канале так и вообще не упоминал имени Леонида, а прямо говорил: «Как сказал Европа…». И все понимали, о ком идет речь. Вообще, в криминальном мире это прозвище воспринимали как обычную для их среды кличку. Среди блатных даже ходили слухи, что Европа – их известный авторитет, неоднократно судимый. Но тут они врали. Просто всем хотелось заполучить в свои ряды такого солидного и удачливого персонажа.
Однако уголовники были недалеки от истины, если, правда, не считать того, что Леонид Михайлович пока еще под судом не состоял. Он действительно был склонен к финансовым аферам, и чем они были мельче, чем больше в них присутствовало крохоборства, тем он увереннее себя чувствовал. Это как грех клептомании у миллионера – нет, нет, да сопрет серебряную ложечку на приеме или в гостях. Или вещичку какую-нибудь незаметно сунет в карман в магазине, например, статуэточку-безделушку, или кулончик какой, или еще что-нибудь совсем уж дешевое. Потешится, посчитает потом скромную свою прибыль и тут же удовлетворенно хмыкнет. Больной он человек, а не просто грязный грешник. А ведь после всего этого упереть миллионы становится делом не таким уж и грешным, и уж точно не грязным. Тут ведь особое искусство, а там – для удовольствия, ради поддержания притока кислорода к мышцам. Да и уверенности прибавляет в большом, воспитывает, так сказать. А потом, нечего зевать около него! «Так тебе и надо, не будь такой болван и нечего тебе глазеть на ераплан!»
Леня-Европа, когда Иван Иванович Боголюбов «зевнул», почувствовал себя как в том магазине, в котором все было доступно его шаловливым ручкам.
Боголюбов, помня о солидности и надежности известного имени Казимирова, доверил ему все оставшиеся семейные деньги. Скоплено же их в иностранной валюте, как обнаружилось, было довольно прилично, и это несмотря на то, что много пошло на взятки за сына-алкаша. Но Лёнчик капризно скривил губы и заявил, что для одного большого и страшно выгодного дела требуется сумма еще большая. Недолго думая, Иван Иванович заложил тому же Лёнчику, да еще в том же его банке свою дачу в Мамонтовке. Лёнчик, будучи человеком хозяйственным от природы, и этим не погнушался. Он, предусмотрительный экономист и ученый, предполагал, что цена подмосковной земли в самое ближайшее время вырастет в двадцать-тридцать раз. Почему бы не взять ее за бесценок теперь?
Продали за копейки даже автомобиль, который давно уже водили и Эдит, и даже Геродот – когда трезвел и принимал решение начать все сначала, допустим, с управления «волгой», чтобы немного заработать ночным извозом. Но теперь и ее продали заезжему овцеводу-кавказцу, так как впереди маячили куда большие перспективы, чем все эти ржавые советские блага вместе взятые.
Но и этого оказалось недостаточно. Для ожидаемых многомиллионных прибылей требовалось раза в три больше. Иначе никак! Одни «мудовые рыдания», по словам того же Ленчика. И всего-то месяца на два! А там – манна небесная на голову посыплется. Не то что мамонтовская дача и старенькая «волга», а целые дворцы упадут, «линкольн», может быть даже, и непомерный, фантастический счет в одном страшно надежном и почти уже своем швейцарском банке.