Похищение Данаи

3. СВОБОДЕН РАБ, ПРЕОДОЛЕВШИЙ СТРАХ

Разбудил телефон, Галя сняла трубку и тут же передала мне. Еще не соображая, во сне я или наяву, мгновенно узнал его, хоть и не слышал этот голос целую вечность. И сразу вспомнил, как он буравил меня своим взглядом на вернисаже лже-"Данаи". Откуда ему известно, что я у Гали? Или я уже под колпаком? Сон как рукой сняло.

О чем речь, наколол я его тогда здорово, став невозвращенцем, но и он мне нервы попортил дай Бог! И не мне одному: так что, дав деру, я отомстил за всех нас, его подопечных, - можно и так считать. Да и нелепо, решившись на такое дело, думать о карьере ничтожного службиста. Я сжигал за собой все мосты, Галю вот бросил, а здесь какой-то чин из гэбухи - да пропади он пропадом! Тогда и вовсе не следует вылазить из материнской утробы: ведь и родишься за счет кого-то нерожденного, потенциального братишки или сестренки. Любое твое движение за счет кого-то - се ля ви. Оправдывая себя всегда и во всем, представлял тем не менее иногда нашу с ним встречу и его скулеж - доверял вам, мол, как себе, лично за вас поручился, рисковал; с вас как с гуся вода, а на моей карьере крест. Ничего, успокаивал я себя, жив остался. Жив-то жив, отвечал он... - и все в том же роде, до бесконечности. Первое время являлся мне по ночам, потом все реже и реже. А сейчас могу и вовсе отказаться от встречи - как мечтал с ним расплеваться, живя здесь, и вот наконец появилась возможность. Послать на хер - и все дела!

Через час, однако, мы уже сидели с Борисом Павловичем за столиком в "Англетере" на Исаакиевской - самом дорогом в Питере ресторане. Не моя забота: он пригласил, ему и платить. Или им. Но кто они сейчас?

Странно - из всех знакомцев, кого повстречал в эти дни, он изменился меньше других. Если даже мы не постарели, то поизносились за эти годы, а Борис Павлович, мой ровесник, год-два разницы, наоборот - помолодел. Вместо усредненного, безвозрастного чинодрала из гэбухи - энергичный, напористый, крепко скроенный новый русский. Вот кому политический катаклизм, здесь случившийся, пошел на пользу даже физически. Воистину - непотопляемые.

Обошлось без попреков, которые я выслушивал от него в своих антиностальгических снах. Для начала он упомянул совсем другую эрмитажную картину Рембрандта, сравнив мой деловой визит на родину с возвращением блудного сына. Я ему ответил в том смысле, что теперь вправе выбирать родину по собственному усмотрению - хоть остров в Средиземном море. Похоже, был в курсе моих карьерных удач и провалов в Америке, но я решительно оборвал эту бодягу:

- А зачем я вам теперь понадобился?

- Об этом скажу опосля, если вас не раздирает любопытство. Сюрприз для вас будет. А пока что - дружеская встреча.

- Друзьями не были.

- Не скажите. Всегда испытывал к вам симпатию. В Югославии предоставил полную свободу передвижений, а заодно и вашим дружкам. А потом, когда возникли сомнения, пускать ли в Скандинавию, лично за вас поручился, что мне, как вы догадываетесь, стоило, когда вы слиняли. Нет, я вас ни в чем не упрекаю. Это к тому, что нас кое-что все-таки связывает.

- Односторонняя связь. Безраздельная власть вашей организации над человеческими душами. Ваш гипноз - наш страх.

- Той организации больше нет. А у нас с вами все впереди. Как знать, вдруг подружимся? - сказал он загадочно.

- А в качестве кого вы сейчас, если не секрет?

- Частное сыскное агентство. Следователь по особо важным делам.

- Каким именно?

- Ну, к примеру, похищение национальных ценностей.

- А я думал, вы по убийствам, - разочарованно протянул я.

- Нет, этим занимаются коллеги. Но я в курсе: убита ваша знакомая, а подозреваются ваши друзья.

- Один из.

- Подозреваются все.

- За исключением меня.

- А потому сараевское трио, а мог быть квартет. Их, кстати, всех таскали, когда вы драпанули. А что касается алиби, согласен - оно у вас надежное: вы были в это время в Нью-Йорке.

- Как и в случае похищения "Данаи", - упредил его я.

- Странно только, как это вам удалось обнаружить, что картина поддельная.

- Что странного?

- А то, что картина - настоящая.

- Нет! - попался я на дешевый трюк; бессонница - вот нервы и расходились. - На понт берете, начальничек, - сказал я, успокоившись.

- Да вы не волнуйтесь, Глеб Алексеевич. - Единственный в мире, он звал меня по имени-отчеству, от чего я напрочь отвык в Америке. - Это я так, шутки ради. Но что первым заметили - и в самом деле странно.

- Скорее странно, что не заметили до меня.