Похищение Афины

Я двигалась как во сне, переставляя одну ногу за другой, стараясь дышать глубже, чтобы унять волнение, пока мы не дошли до Пропилей, охраняемых воинами в блестящих доспехах и вооруженных мечами. Они сразу при входе с большой серьезностью объявили шествовавшим, что им предоставлена редкая и особая возможность увидеть великую богиню в ее новом храме. Строгое выражение лиц воинов дало понять, что никаких вольностей допущено не будет.

Едва ступив внутрь Пропилей, мы пали жертвами магии творения Фидия. Нас объяла темнота, так как потолок главных ворот при входе на Акрополь был выкрашен в синий цвет полночного неба. Нарисованные на нем золотые звезды ярко сверкали. Мы чувствовали себя так, будто боги овладели каждым из вошедших, подготавливая нас к лицезрению святынь.

Миновав портал и снова оказавшись под светом солнца, я заметила, как все тут вычищено ради праздника. По обеим сторонам прохода были расставлены многочисленные цветущие кусты и невысокие деревца в больших горшках. На террасе Парфенона их разместили между бронзовой статуей Аполлона работы Фидия и рядами бюстов знаменитых мужей города, включая Перикла и его отца Ксантиппа.

На земле стояли статуи, которые впоследствии будут расположены на фронтонах. Они были полностью закончены и окрашены. Накануне ночью, когда мы были здесь, я пыталась их разглядеть, но неверный свет факелов был слишком слаб, чтобы увидеть детали, которые теперь щедро выявило солнце.

И вправду, мне никогда не приходилось видеть такой красоты. Одна из сцен изображала появление Афины из головы отца на горе Олимп в присутствии богов. Колесница бога солнца Гелиоса поднималась из-за моря. Дионис, юный обнаженный бог, приветствовал рождение богини, как приветствовали его и Деметра с Персефоной. Обе богини наблюдали, радуясь, за появлением могучей дочери громовержца, когда она, потрясая оружием, выпрыгнула из головы Зевса. Афина была в полном вооружении, сверкающий меч она подняла над головой, словно ее первым действием было вступление в битву. Ее отец сжимал в руках разящие молнии, готовый метнуть их в любого, даже, если придется, и в рожденное им чадо. Афина и в самом деле выглядела грозной, казалось, она угрожала и своему отцу, повелителю богов, словно и он был в ее власти. На скульптуре была изображена маленькая девочка, которая скорчилась в ужасе перед ликом новой богини. В дальнем углу этой сцены богиня Луны Селена спускалась со своим конем в ночь.

— Настоящий театр в мраморе, — сказал один из зрителей.

Нам позволили пройти дальше и осмотреть с обеих сторон вторую скульптурную сцену, которая изображала спор между Афиной и Посейдоном. Каждый из них, объезжая в колеснице Акрополь, должен был явить чудо, и тот, кто победил бы в этом состязании, получал власть над городом. Посейдон ударил своим трезубцем о камень, и оттуда забил источник, что означало приношение воды в дар городу. Выиграла же соревнование Афина, но не военной силой, а тем, что по ее приказу из земли появился росток оливкового дерева. Сама богиня была изображена в полном великолепии, на ней сиял увитый змеями нагрудник, дар отца. Слева от нее изящный нагой юноша выходил из воды, а справа от Посейдона Ирида, вестница зари, объявляла о прибытии его колесницы. Ее убор сверкал и переливался так, что казалось, будто она бежит.

Я заметила, что все фигуры уже закончены, великолепно и потрясающе вылеплены и раскрашены как спереди, так и сзади, хотя, когда они будут установлены на фронтоне, никто не увидит их с обратной стороны.

— Совершенство не принимает в расчет зрителя, — сказал мне однажды Фидий. — Оно существует само по себе, не заботясь о мнении других и независимо от него. Увидев работу законченной и установленной на предназначенном месте, ты узнаешь силу божественной пропорции. Это математическое уравнение, которое я изобрел, заставляет изображение выглядеть наиболее прекрасным и приятным для человеческого глаза.

Он казался довольным собой, и я понимала почему. То, что я видела, превосходило, должно быть, работы всех художников и архитекторов, которые жили до него.

Осмотрев статуи фронтона, мы стали подниматься по ступеням и вошли в огромные распахнутые двери Парфенона. Мне опять стало дурно от страха, что, как только я войду, все увидят сходство между моим лицом и ликом статуи и толпа станет преследовать меня. Голова закружилась, и я чуть не упала, потеряв равновесие и прислонившись к шедшему позади мужчине. Он поддержал меня и участливо спросил, не больна ли я.

— Это от жары, — ответила я.

Медленно продвигаясь вперед, я оставила позади огромные деревянные двери, и вот передо мной оказалось колоссальное изображение божества, которое словно царило в этом зале. Я была поражена.