Мэри не была готова к такому изучению. Перед ней находился человек, обладавший дюжинами жен и наложниц, которые, укрытые в его гареме, пребывали в полном его распоряжении. Мэри уже слыхала, что слово «гарем» означает «запретный». Где-то в этом самом дворце, буквально в неволе, томятся женщины, единственное предназначение которых на земле заключается в исполнении желаний этого мужчины. Может, он просто привык смотреть на женщин, будто покупая их, как он купил бы коня для своей конюшни?
Элджин, словно не придавая никакого значения взгляду, которым чудовище уставилось на его супругу, устремил все внимание на драгомана, переводившего его слова султану. Но Мэри растерялась. Она подняла было руку к голове, но, не желая показаться испуганной или взволнованной, притворилась, что поправляет локон на лбу. Драгоман продолжал говорить, а она не могла сосредоточиться на смысле его слов. Вот Элджин отвесил поклон, она сочла нужным сделать то же. Затем их обоих провели в соседнюю комнату, и сопровождавшие их янычары вывели супругов на залитый солнцем двор.
— Кажется, все прошло довольно неплохо, — сказал Элджин.
— Тебе не показалось неприятным, что султан буквально пожирал меня глазами? — спросила Мэри.
— Я чуть было не вызвал его на дуэль. — Элджин выглядел слегка расстроенным и даже вздохнул. — Но боюсь, мне надо привыкнуть к тому, как мужчины смотрят на мою жену, иначе придется непрерывно сражаться на дуэлях со всеми мужчинами, от последнего раба до самого султана.
— Не сердись, Эджи. Я не виновата в том, что султан нашел меня соблазнительной, — сказала Мэри. — Наверное, мне следовало надеть вуаль.
— Возможно, и так. Только тебе обязательно пришлось бы ее снять, когда твой супруг и повелитель пригласил бы тебя в свой личный гарем. — Элджин уже улыбался. — Может, мне кастрировать нашего друга Ханта и назначить его твоим евнухом и заступником?
— А когда к нам явится с визитом капитан-паша, ему передадут, что леди Элджин отныне не позволяет себе находиться в обществе мужчин. И что лорд Элджин предлагает ему найти другую даму и преподносить ей дорогие подарки, например меха, тончайший фарфор и изысканные духи.
— Не годится подвергать твоего верного поклонника капитан-пашу таким строгим мерам наказания, Мэри, в то время как он может так много сделать для нас.
Мэри улыбнулась и потрепала мужа по руке.
— Как мило с твоей стороны проявлять заботу о капитан-паше. И даже воздерживаться от его наказания.
— При всем твоем веселом настроении, должен сказать, Полл, ты выглядишь довольно усталой. Я намерен немедленно отвезти тебя домой и уложить в постель. Но там я вовсе не дам тебе отдохнуть. Откинь вуаль, попрошу я тебя, и откинь ее не только с лица. Открой мне всю себя.
Так сильно взволновало Элджина внимание султана к ней. Мужчины, надо это признать, в высшей степени странные создания. Они даже похожи на животных тем, что их эротические настроения совершенно непредсказуемо зависят от незначительных, казалось бы, обстоятельств. Но Мэри не была этим недовольна. Еще до замужества она слыхала, что некоторые мужчины теряют интерес к женам, когда те вынашивают дитя, но к Элджину это не относилось. Он словно становится еще более жадным к ласкам, утверждая, что вспухающий животик делает Мэри похожей на какую-нибудь языческую богиню плодородия.
Элджин подозвал лакея и велел позаботиться о лошади. Добирался во дворец он верхом, но сейчас собирался возвращаться в карете вместе с женой.
Пока они держали путь домой, он шептал Мэри на ухо:
— Хочу видеть тебя всю. Хочу гладить твое тело, пусть даже сам султан делает это только в мечтах.
Константинополь, рождество 1799 года
Рука доктора Маклина дрожала, когда он брал пиявки и прикладывал их к покрытому потом лицу Элджина. Горшок, в котором держали этих скользких существ, был довольно неподходящим для них вместилищем, ибо имел изящные очертания и был изготовлен, как предполагала Мэри, на одной из наилучших мануфактур по производству фарфора, возможно в Стаффордшире. Слово «пиявки» было выписано на нем в модном тогда цвете чирка, и Мэри пришло в голову, что если изменить это слово на слова «масло», «сахар» или «молоко», то этот сосуд вполне мог послужить украшением самого пышно накрытого стола. Но вместо аппетитных спутников чаепития банку наполняли отвратительные, похожие на червей кровососы, и один из них уже на глазах распухал на виске Элджина, поглощая его больную кровь.
— Помоги, Господи, — прошептал доктор, отнимая свою дрожащую руку от пиявки.
Весь вечер Элджин провел вне дома, под проливным дождем, наблюдая за одним из тех впечатляющих пожаров, которые время от времени случались в городе, уничтожая целые кварталы легковоспламеняющихся деревянных построек, в которых ютилось многоязычное и смешанное население города, превышающее уже половину миллиона. Всю ночь напролет полыхали дома греков, евреев, итальянцев, русских наряду с жильем многих турок.
— Ты подвергаешь себя опасности, дорогой, — вскричала Мэри вслед мужу, когда тот спешил к двери.