Ее смущал его жадный взгляд, Роберт походил на голодного тигра, видящего перед собой добычу.
— Не выпьете ли чая?
«Но он так возбужден и взволнован, что хорошая порция бренди была бы более уместна», — подумала Мэри.
Неужели его чувства так возросли за время их разлуки? Сама же она эти последние месяцы была до такой степени поглощена возникшими трудностями, что едва ли вспоминала о своем бедном Роберте. Элджин говорил, что этот шотландец всегда покорен какой-нибудь красавицей, и, когда они виделись в последний раз, Мэри подумала, что является одной из многих более или менее привлекательных — и недоступных — женщин, в которых Роберт постоянно влюбляется. Но чувство, которое она читала в его глазах, едва ли напоминало легкое увлечение.
— И снова я полагаюсь на вашу помощь, — сказала она.
— Я буду служить вам все дни своей жизни, если мне это позволят.
Она откровенно не могла понять, как можно находить ее хоть чуточку соблазнительной в ее теперешнем положении. Она растолстела как ненормальная. Даже лицо лишилось своей привлекательной скуластости, располнев вместе с телом. Она невообразимо уставала и едва могла выносить собственное отражение в зеркале.
В его отношении к ней чувствовалось что-то совершенно иное. Но что бы ни происходило в его сердце, какие бы чувства ни обуревали его и как бы сильны они ни были, Мэри не могла поощрять их. Она должна дать Роберту понять, что ее настоятельные нужды важнее, чем обуревающие его страсти.
— Мистер Фергюсон, вы единственный из всех, кого я знаю в Англии, имеете достаточное влияние на французов, чтоб ходатайствовать об освобождении Элджина. Вы единственный, кому мы — мой муж и я — можем доверить распродажу нашей собственности. И вы единственный, на чьи суждения в вопросе приобретения правительством античных мраморов я могу положиться. Едва ли прилично взваливать на постороннего человека подобные заботы, но это так.
— Сэр Джозеф Бэнкс будет счастлив снова помочь вам. Если в Англии есть человек, способный дать адекватную оценку приобретенным вами древнегреческим ценностям, то это он. Познаниями сэра Джозефа можно только восхищаться. Я непременно поговорю с ним.
— Спасибо. Не знаю, как мы сможем отблагодарить вас, но даю слово, что непременно это сделаем!
Роберт вскочил с кресла так стремительно, будто с трудом мог дождаться времени, чтобы броситься на выручку Элджинам. Мэри рассмеялась его рвению. Он наскоро поцеловал ее руку и исчез за дверью.
Чувства были не самой важной деталью в разворачивающейся драме, ибо это была ее жизнь, а не опера и не роман. Мэри следовало сдерживать страсть, горевшую в глазах этого человека. Она сумела обуздать чувства красавца Себастиани, капитан-паши и других своих поклонников. Конечно, она сумеет справиться и с Робертом Фергюсоном.
Когда умер Уильям, Мэри думала, что вместе с ним потеряла и волю к жизни, но, найдя в себе силы сообщить мужу о своем отказе рожать и настоять на своем, она поняла, что обрела прежнее желание жить.
Во время этих родов ей явился Уильям. Она чувствовала, что расстается с жизнью, и вдруг — видение. Мэри сидит в прекрасном саду, светит солнце. Она кормит грудью сына, снова глядит в его чудные голубые глаза, и он отвечает ей таким же взглядом. Было ли на свете другое дитя столь же чуткое, отзывчивое, так крепко связанное со своей матерью? В этот момент она прочитала его мысль: «Мама, ты должна жить».
Она страдала в этот раз еще больше, чем в предыдущие, и последствия родов были даже более тяжелыми. На свет появилась Люси — еще одна чудная девочка. После видения Уильяма вместо молитв о смерти она стала молиться о жизни. Проходили недели, кровотечение и боли не оставляли ее, но она продолжала молиться. Таким было желание ее сына. Даже когда она не имела сил подняться с постели, она молила Бога оставить ее в живых.