Похищение

Я взяла исписанный мелким почерком лист и прочла по-французски:

«…А теперь, mоn cheri, я должна рассказать тебе о том, о чем сама недавно узнала. Ты помнишь тот скандал с Аксеновым? Конечно, разве ты мог его забыть! Прости, что напоминаю тебе эту некрасивую историю, но дело все в том, что этот господин, как ты, наверное, догадываешься, уже отбыл свой срок и после этого, как сказали мне, прибыл в Саратов на жительство, получив на то величайшее соизволение. Как мне удалось узнать, он стал послушником в каком-то из саратовских монастырей. Говорят, что каторга совершенно его изменила, но я знаю, ты считаешь, что взрослого человека практически невозможно переменить. Однако смею тебе напомнить, что „невозможное человеку, возможно Богу“. И все же, я решилась написать тебе о том, что он, по всей видимости, находится в непосредственной близости от тебя и твоей семьи. Не знаю, может быть, Господь на самом деле изменил его, по крайней мере, для Него это было бы несложно. И все же… Все же, лучше, если ты будешь об этом знать… Надеюсь, что ты его простил…»

Дальше шли рассуждения, не имеющие отношения к делу, поэтому я вернула лист генералу и спросила:

– Значит, Аксенов здесь? И давно вы узнали об этом?

– На прошлой неделе, – сказал генерал, вновь пряча листы в конверт. – Мне написала об этом моя кузина, княгиня Шелехова. Поначалу я не придал этому особого значения и ничего не сказал супруге, не желая тревожить ее лишний раз. Да и опасаясь, если честно, – махнул он рукой. – Но теперь… Согласитесь, что после того, что случилось с Никой, – его глаза помимо воли наполнились слезами, и генерал смущенно отвернулся. – После этого… – голос дрогнул.

– Я понимаю ход ваших мыслей, – сказала я. – Наверное, я тоже посчитала бы, что похищение связано с этим человеком. Однако позвольте спросить, Валерий Никифорович, давно ли Аксенов здесь?

– Этого я не знаю, – честно признался генерал. – Его срок должен был закончиться еще четыре года назад… А давно ли он здесь и правда ли то, что он в каком-то монастыре… Этого я не знаю. Честно признаюсь вам, Екатерина Алексеевна, – продолжил он, снова сев в кресло, – у меня не найдется сил встретиться с ним, хотя я и прекрасно понимаю, что должен разобраться с этим самостоятельно. Поэтому я рассказал вам и поэтому я прошу вашей помощи…

– Я все понимаю, – кивнула я. – Завтра же я навещу мужской монастырь и постараюсь узнать о его, якобы, послушнике. Будем надеяться, что это мне удастся…

Мы еще некоторое время помолчали. Затем я хотела отправиться домой и уже внизу встретилась с господином Поздняковым, который, по всей видимости, пребывал в приподнятом расположении духа:

– Ну, как ваша купчиха? – спросил он.

– А разве вы сами не знаете? – ответила я ему в тон. – Судя по вашему хитрому взгляду, вам известно о ней не меньше, чем мне. Скажите, она действительно в лечебнице?

– Действительно, Екатерина Алексеевна. Я должен повиниться. Правда, я узнал это только сейчас, от самого господина Рюккера. Он признался мне, что ее нервное расстройство прогрессирует, и она изолирована, поскольку становится попросту опасной для общества.

– Я так и думала, – ответила я. – А случилось это, надо полагать, третьего дня, после происшествия на Верхнем базаре, т. е. за день похищения Ники.

– Так точно-с, Екатерина Алексеевна, – церемонно поклонился он. – Что хозяева?

– Плохо, – вздохнула я. – Елизавета Михайловна не выходила из комнаты, а генерал сейчас у себя в кабинете. Однако мне пора. Завтра с утра мне предстоит поездка за город, поэтому я хотела бы отдохнуть. С вашего позволения…

– Не скажете, куда едете? – поинтересовался Поздняков.

– Пока не могу, – ответила я. – Единственное, что могу сказать, давайте встретимся завтра после обеда. Если хотите, у меня.

– Разумеется, Екатерина Алексеевна, – мило улыбнулся он, и мы попрощались.

Глава шестая

Утро следующего дня выдалось хмурым и промозглым. Падал мелкий снег, и совершенно не верилось, что по календарю весна, пятое марта. Я выехала еще затемно, поскольку путь до единственного в Саратове мужского монастыря не был близким.

Накануне я пыталась придумать, под каким бы благовидным предлогом попасть за каменные стены, за которые вход особам женского пола был запрещен. Как-то не подумала я о такой «мелочи», когда давала обещание генералу. Ничего другого не оставалось, как ехать к своему духовнику, служившему в кафедральном Александровоневском соборе и просить его помощи. Я полагала, что застану его в церкви и надеялась, что он не будет занят на службе.

По раннему времени народу на улицах не было. Однако обедня уже началась, хотя в церкви, по случаю середины недели и Масленицы, прихожан было всего несколько человек. Как всегда, старушки в салопах и шалях, несколько молодых женщин мещанского вида, исповедующихся у молодого священника, которого я не знала, мужчина в добротном бархатном пальто с собольим воротником, о чем-то сосредоточенно моливший у большой иконы Иверской Божьей матери, вот, пожалуй, и все.