Скинув с себя всю одежду, встала под упругие горячим струи воды, пытаясь окончательно расслабиться и собраться с мыслями. Значит, так, что мы имели… Первое: Авдеев действительно заинтересован моей персоной. Во-вторых, учитывая, что я не раз видела в руках Риммы бокал со спиртным, может, никакой беременности и в помине не было. Вопрос только в том, пила ли она по-настоящему, или все же притворилась?
Я не могла сказать, что она выглядела выпившей. На мой взгляд, абсолютно трезвой. Более того, я бы даже сказала: внимательной. Чересчур внимательной. Казалось, она держала под контролем всех и все, происходящее вокруг. Конечно, добрую часть времени я провела за зелёными столом с фишками, и все же мне хватило того, что видела.
Боги, как все сложно! Смыв с себя всю усталость, я выскочила из душа и плеснула еще вина в бокал. Ладошкой протерла запотевшее зеркало и уставилась на свое отражение. Мокрые волосы дорожками легли на плечи. Под глазами осталось немного туши, словно глаза подведены карандашом. На щеках румянец, а губы припухли и приобрели малиновый цвет от того, что я их постоянно кусала. Хороша чертовка!
Вздохнув, я внимательно посмотрела в печальные глаза своего собственного отражения. Хоть и хороша, да несчастна. Печаль словно поселилась в зеленых глазах и не хотела покидать ни душу, ни сердце. Как оказалось, я просто жаждала любви, тепла, заботы. И ЕГО рядом. Да, мне нужен был ОН. Нужен, как воздух. Его обжигающие взгляды, которые бросали то в жар, то в холод. Смущение от этих откровенных взглядов. Нужны были крепкие огромные руки, которые могли задушить в объятиях. Уверенность, которая исходила из него и которую хотелось глотать, как свежий воздух. Пьянеть от его слов и голоса, то ласкающего, то словно наказывающего. И знать, что он только мой! Прожить с ним новую жизнь, как будто с чистого листа. Написать заново нашу судьбу. Свернуть с этой тропы и перейти на новую, неизведанную, дикую. И протаптывать её под себя. Под нас двоих.
Ну, вот и выступили слезы в этих грустных красивых глазах... Кинув в отражение первое, что попалось под руку, я громко сказала:
— Не смей! Никаких слез. Поводов, конечно, завались чтобы поплакать, но опухшие глаза и головную боль никто не отменял на утро. А если еще пару бокалов выпьешь, деточка, будун тоже гарантирован.
Разговоры самой с собой – сомнительное дело. И ни черта не помогали. Все-таки опасно находиться дома совершенно одной, при Никуше я бы так не раскисла. Хлюпая носом, поплелась в комнату, по дороге споткнувшись о проклятые туфли. Решила выбросить нафиг, чтобы не напоминали этот день. Учебный год закончился, последний год в этой школе. И я понимала, что закончились и недолгие, но такие ожидаемые мною наши встречи. Дороги разошлись. Разве что специально искать новых, но разве я имела на это право?
И вообще, была совсем не уверена, что это по-женски: вот так навязываться и искать повод для свиданий. Придет ли сам Авдеев, я не знала. Его слова «Теперь ты моя!» вообще могли были быть сказаны на эмоциях и бешеного желания, которое кипело у нас в крови. А так осталось слишком много вопросов, на которые у меня не было ответов.
Отсюда и печаль в глазах. От того, что сегодня закрылась одна дверка моей жизни. И мечты так и остались всего лишь мечтами…
Самобичевание – не самая лучшая идея, и все же, пользуясь случаем одиночества, можно и пострадать, и себя поругать, и поплакать… В душе поселилась пустышка, которая тянула и ныла. И чтобы все забыть и вылечиться от болезни под названием «любовь», необходимо время. И что-то мне подсказывало, что это будет непросто.
Подобрав не в чем ни повинные туфли, я закинула их в дальний угол и вздрогнула, так как в дверь позвонили. Смахнув слезы, уверенно пошла открывать, заранее уже зная, кого там увижу. Руку была готова дать на отсечение, что там мой бывший. Небось надоело играть в правильного доброго папочку, ведь поспешное решение взять дочурку на ночь предполагало отсутствие ночных развлечений.
Слезы вмиг высохли, грусть в глазах сменилась на злость. Сжимая полотенце на груди, я правой рукой резко открыла входную дверь, готовая сказать пару ласковых слов, и онемела, увидев Авдеева. Рука сама разжалась, и пушистое белое полотенце упало к ногам, открывая мою наготу.