Покаяние пророков

В общем, пообещал издать приказ, чтоб экспедиционные деньги вычли у Космача из зарплаты, и выставил из кабинета. Это было как раз после похода на Сон-реку, и, вероятно, Ровда что-то заподозрил.

А буквально через месяц декана выставили самого, и, по слухам, он перебрался в Москву, чуть ли не в МГУ.

Космач вдруг увидел, что все прекратилось: и ветер, и этот летящий горизонтально к земле снег; залепленные им стены домов и высокие заборы плачут сплошной капелью, и где-то за черепичными крышами отраженно, неуверенно проглядывает туманное солнце.

— Ч-что там? — почему-то тревожно спросил Данила.

— Цидик умер.

Он помолчал, спросил коротко, чтоб долго не заикаться:

— П-почему т-так решил?

— Буря улеглась.

— П-примета, что ли?

— Народные наблюдения.

— Сейчас п-проверим! — Данила включил телевизор.

Шли восьмичасовые новости. Показывали кадры, снятые скрытой камерой: министр парился в бане с несколькими девицами. Потом появилась еще одна, ведущая, невнятно съязвила по этому поводу, и тут же пошел репортаж о чернобыльцах, объявивших голодовку. Лежащие на матрацах мужики скоро заменились на одного, в сбитой набекрень шапчонке, — этот зачем-то в одиночку рыл метро в заброшенной деревне. Ведущая хотела закончить на этом и уже ободряюще улыбнулась, но улыбка получилась длинной и скоро перелицевалась в скорбную мину.

Во весь экран появился портрет Цидика.

— См-м-мотри, сб-б-бывается! — не дождавшись сообщения, замычал Данила. — К-как тут после этого н-не верить?

И все-таки он до конца выслушал известие о кончине академика, после чего выключил телевизор, налил коньяка и перестал волноваться.

— Помянем… душу грешную.

Не чокаясь, помочил язык, отставил бокал.

— Ты мне вот что скажи, Юрий свет Николаевич… Как тебе удалось заставить его произнести отречение? Я сегодня из-за этого ни грамма не спал. Ты великий злодей или гений?

— Какое отречение? — Космач на самом деле не понял его.

— Да ладно! Признавайся! Чтобы Цидик своими собственными руками удушил дитя?.. Нет, ты злодей!

— Ну вот, наконец-то врубился, зачем меня сюда привезли… А откуда вы знаете об отречении? Уже показали по ящику?

— Нет, не показали и вряд ли покажут… Но я два часа назад посмотрел пленку. Там ведь было две камеры?

— Я не считал…

— Это потрясающе! И ведь в здравом уме и твердой памяти, произношение четкое… Как ты его, Юр?

— Давайте так, Василий Васильевич. — Космач пристукнул ладонью по столу. — Я ничего не скажу, и больше не спрашивайте. Это тайна исповеди.

— Резонно. Не буду, — сразу согласился Данила. — Но ты знаешь… Все напрасно. Король умер — да здравствует новый Цидик!.. Я не исключаю, будут какие-то пертурбации, реформы… Может, сначала даже упразднят. Но он восстанет из пепла в совершенно ином обличье, но с прежним суконным нутром. И мы вряд ли сначала догадаемся, что это наш старый знакомый супостат… Не обольщайся, Юра, здесь не спасают ни гений, ни злодейство. ЦИДИК в России вечен, потому как нужен любой власти… Между прочим, у нас с тобой из-за него так судьбы похожи…

— Ну уж! — усмехнулся Космач. — Я всегда был у вас в вассальной зависимости.

Данила подпрыгнул, засмеялся зло и весело.

— Кто? Ты был? Будет врать-то! Вассал нашелся… Да ты все самое ценное всегда тырил! Весь изюм выковыривал! Знаю: что в твой мужицкий кулак попало — ничем не выжать. Читал я твой диссер, читал! И один знаю, что от меня утаил и что сам нашел… Юр, но я без всяких претензий. Ты имел полное право…

— А где это вы мой диссер читали? Не в милиции ли?

— Почему в милиции?

— Но его там отняли.

— К нам в управление твой опус попал из какого-то архива. Может, и МВД. — Данила сделал паузу, чтоб набить третью трубку, но поглядывал с откровенно хитроватым прищуром — Ленин да и только…

А Космача подмывало спросить, что это за управление, в который раз упоминаемое, однако вспомнил о самолете и погоде.

— Телефон здесь есть?

— Обижаешь! — Данила оставил свое занятие и принес телефонную трубку. — Прямой московский…

Справочную аэропорта он нашел через 09, но долго не мог пробиться — видно, все кинулись звонить, как только утих штормовой ветер. Наконец втиснулся и получил то, что предполагал: вылет по-прежнему задерживался по метеоусловиям Москвы — обледенела полоса…

Тем временем Данила открыл одну из тумбочек, достал желтый потрепанный пакет и, вернувшись на диван, поставил возле своей ноги.

— Ну что, сидим курим? — спросил и, не дожидаясь ответа, положил пакет на колени Космача. — Вот тебе мой подарок, вассал. Не забывай своего феодала.

В пакете оказалась толстая архивная папка, а в ней — тот самый первый экземпляр докторской диссертации, когда-то изъятый в милиции.

Отпечатано на не совсем свежей пишущей машинке, некоторые буковки подпрыгивают, допустимые на одну страницу исправления тщательно замазаны белым штрихом — наверное, теперь все делают на компьютере, а тогда было столько мучений, машинистка ревела и бешеным деньгам по сорок копеек за лист была не рада…

— Спасибо, — искренне сказал Космач. — Извините, отвлекся… Ностальгия!