Макс уехал. Вика задумчиво вошла в сад и остановилась перед домом. Сейчас она обозревала дом со стороны веранды. Здесь тоже царили перемены. Стену дома украшала зелень. Побеги глицинии и дикого винограда карабкались вверх по нейлоновым шнурам, натянутым чьей-то заботливой и неугомонной рукой. Вика догадалась — чьей. Прямо рядом с ней торчал старый каменный воротный столб. Он словно кость чьего-то скелета возвышался из земли. Она замечала этот столб и прежде, когда жила здесь с детьми. Тогда он был ни при чем, как белая ворона. Сейчас же он логически завершал миниатюрную стенку из натурального камня, и пышная зелень, взявшая его в свои объятия, как бы заносчиво заявляла, что столб живой! Он ожил благодаря легкой руке Марины, ее собственному, вдруг проснувшемуся, яростному желанию жить…
Глава 20
Время шло, но для Виктории ничего не менялось. Ее время остановилось где-то на полдороге из Первомайска в Живые ключи. Со стороны ее жизнь здесь могла показаться совершенно спокойной, как жизнь любого дачника. Каждый из троих занимался своим делом. Виктория взяла на себя готовку, которая ее вовсе не обременяла. Марина творила, внося в интерьер все новые и новые детали. То вдруг потолочную балку в прихожей украсил ряд старинных бутылок темного стекла, то неожиданно на подоконнике появлялась глиняная керамика, в которой со временем поселялся яркий подсолнух. То цветастый половичок ложился на порог, будто его здесь только и не хватало.
Утром обычно в кухню заглядывал Никита и задавал один и тот же вопрос:
— Ну, девчонки, какие будут распоряжения?
Марина выкладывала на стол список мелких дел: что-то прибить, где-то отпилить или же перенести с места на место какую-либо тяжелую вещь. Виктория обычно ставила перед ним высокую кружку с дымящимся какао и тарелку с пирожками.
Кит жевал, поблескивая глазами, и уносился по своим делам. Вика смотрела ему вслед, ничего не понимая. Обида сменялась недоумением, затем разочарованием и вновь обидой. Как все оказалось банально!
— Ты интересна мне как ребус.
— Разгадаешь и выбросишь?
Неужели так и случилось?
Вика видела в окно его удаляющуюся сутуловатую спину. Похоже, Протестанта мало заботила сложившаяся ситуация. И до Викиных переживаний ему дела нет. Никто никому ничего не должен. Каждый должен только сам себе. Да уж…
«Ничего, — усмехалась Вика. — Во всем имеется положительная сторона. Я хотя бы наконец-то потеряла девственность. Что ж! Он делает вид, что ничего не случилось. И я буду делать вид, что ничего не случилось. Пристроюсь».
Хотя такая «пристройка» давалась с трудом. Взять хотя бы их обеды втроем. Кит живописал новости из жизни деревенских соседей, Марина обычно охотно смеялась его шуткам, а Вика, «взяв себя за шиворот», старательно изображала беспечность. Хотя иногда так и подмывало стукнуть Никиту по лбу. Чтобы выбить оттуда это дутое самодовольство. Эту нарочитую уравновешенность. Эту бесшабашность.
Она теперь не могла, как раньше, заходить на его половину и болтать с ним. Они не ходили больше вдвоем мыть посуду на реку — теперь в саду была вода. И ужин у костра был ни к чему… Да и был ли он когда-то? Может, все это — фантазии? Как улицы Парижа, где она никогда не была… Вика пристрастилась ходить за грибами. Уходила в сосенки и искала там под хвоей желтые тугие лисички. Бродить одной было немного боязно, оттого — пронзительно-заманчиво. За несколько своих походов сюда Виктория не встретила ни одной живой души. Кроме одного раза. Она однажды напала на целое семейство лисичек и долго ползала на коленях, срезая их ножиком. А когда подняла глаза, то обомлела: прямо перед ней, на фоне огромного муравейника, стоял мохнатый старик.
Каким непостижимым образом возник он перед ней? Почему она не услышала шагов? Лохматым делала старикашку его борода, торчащая щеткой. И ободранная по краям зимняя цигейковая шапка. Одет он был в старую солдатскую шинель без погон. Виктория потеряла дар речи.
— Здравствуй, девица, — сказочно поздоровался старик, на что Вика сумела только механически кивнуть. — Ты из Ключей будешь?
Вика снова кивнула.
— Как там? Все ли живы-здоровы?
Вика неуверенно пожала плечами.