Пока не пробил час

– Вы хороший человек, Алексей Мартынович, – серьезно сказал ему Петрусенко, пожимая руку. – А тяжесть со своей души вы сняли сами…

Когда за Зыкиным закрылась дверь, Викентий Павлович не выдержал, еще раз присвистнул. Но теперь в его свисте было не удивление, а удовлетворение.

– Кажется, пришло время встретиться с Кокуль-Яснобранским! – сказал он себе. – Есть теперь чем его прижать. Может интереснейший разговор получиться…

14

Но разговора не получилось. Нарочный отнес в дом Кондратьевых вызов в полицейскую управу – господин Кокуль-Яснобранский вызывался как свидетель. В этом был резон: как теперь выяснилось, именно он был первым человеком, обнаружившим труп Савичевой. Раньше молодого человека допрашивали как обвиняемого, свидетельские же показания – совсем иное. Он мог вспомнить кое-что такое, о чем, оглушенный подозрением в убийстве, казалось, напрочь забыл…

Викентий Павлович видел Юлиана издали дважды. Теперь они сидели друг напротив друга, и все попытки следователя завязать непосредственный разговор разбивались о холодную вежливость Кокуль-Яснобранского. Он отвечал очень конкретно, на конкретный вопрос. И только…

«Чувствует себя уверенно, – думал, разглядывая собеседника, Петрусенко. – Словно смотрит свысока… Интересно, на какой такой высоте он себя ощущает? Глупый мальчишка, с нее так же легко упасть, как и вознестись… И кто же это поднял его на эту высоту? Общество, которое его приняло так же легко, как до того осуждало? Или девушка – дочь здешнего председателя дворянского собрания Кондратьева? А может быть, какие-то факты – то, что известно только ему одному? Бывают такие сведения, которые внушают человеку ощущение неуязвимости – по крайней мере, ему так кажется. Или делают его всесильным – тоже в собственных глазах…»

Никаких новых наблюдений, деталей для расследования от Кокуль-Яснобранского получить не удалось. Он почти дословно повторял то, что Петрусенко уже читал в протоколах его прежних допросов. Достав из папки записку: «Не забывай о мести святого Сикейра!», Викентий Павлович повертел ее в пальцах. Юлиан, несомненно, узнал этот клочок бумаги, у него чуть дрогнули губы, но тут же изогнулись в легкой усмешке.

– Ваш учитель почему-то постеснялся поставить свою подпись, – проговорил Петрусенко с иронией. – Наверное, потому, что магистру «Ордена мистической магии» было неловко подписываться под вульгарной угрозой. Или шантажом?

Юлиан все-таки удивился:

– Вы знаете мэтра Дидикова?

– Знаю, и уже довольно давно. Этого семинариста-недоучку из Свято-Михайловского Златоверхого монастыря в Киеве… Я не задену ваших сокровенных чувств, если выскажусь о нем нелицеприятно?

Но Кокуль-Яснобранский уже вновь был спокоен. Пожал плечами:

– Похоже, я этой болезнью переболел. Что-то в этом было от детства… игра в таинственность, в запретное. Но в мистическое начало я верю, не отрицаю. И в астральное высвобождение духа, и в материализацию мысли – вообще в неограниченные способности человека! Но вам, наверное, этого не понять.

– Наверное. Как и вашу черную мессу святого Сикейра. А ведь вы, вероятно, православный, а, Юлиан?

– О, господин следователь! Мне даже родители давно не читают нотаций… Может, ближе к делу?

Мэтра Дидикова и мести святого Сикейра Юлик уже не боялся. Те деньги, которые ему выдали в банке по закладной отца, он почти все перевел мэтру – рассчитался с долгами. Денег ему не жаль было, наоборот: он был счастлив, что уже ничего не тяготеет над ним, что он наконец свободен! Наверное, следователь почувствовал его беззаботно-раскованное настроение, отложил записку, сказал:

– Не соблаговолите ли вспомнить, как вы провели ночь убийства Веры Алексеевны Макаровой?

Юлиан посмотрел на него недоуменно:

– Шутить изволите? Или вы это серьезно?

– Совершенно серьезно.

– Даже не знаю, что и сказать! В тюремной камере, конечно. Это всем в этом городе известно!

– Кроме одного человека… Охранник, стороживший вас в ту ночь, заснул и проспал два часа. А дверь вашей камеры он оставил незапертой…

– Как это может быть? Да он просто выдумывает!

Викентию Павловичу показалось, что Юлиан ответил как-то слишком быстро, да и удивления не выказал… Но тут же молодой человек, словно спохватившись, добавил:

– Неужели и правда забыл закрыть? А я и не знал, спал себе. И наверное, к счастью! А то б, кто его знает, соблазнился, сбежал… еще подстрелили бы, как зайца!

Он закинул ногу на ногу, достал из кармана тужурки пачку папирос:

– Позволите закурить?

Петрусенко смерил его долгим взглядом. Покачал головой:

– Нет.

И стал разжигать свою трубку.

Впервые за весь их разговор Юлик растерялся. Но потом, рассердясь сам на себя, воскликнул заносчиво:

– Разве я заключенный? Нет! Значит, я в своих действиях волен. – И достал папиросу из пачки.

Викентий Павлович холодно улыбнулся:

– Но хозяин здесь, согласитесь, я! И не вам, воспитанному человеку, нужно напоминать, как вести себя в гостях.