Пока чародея не было дома. Чародей-еретик

— О да, давали, и потому, что не могли долее исполнять этот обет с чистой совестью, сочли за лучшее покинуть монастырь.

— Погодите, погодите! — воскликнул Род, подняв руку. — Какие же такие приказания мог отдавать аббат, что они не пришлись по душе даже монахам? — Однако он тут же осекся, вспомнив о новом поручении, полученном им от короля и королевы, и о том, чем оное поручение было вызвано. — Нет ли тут, случаем, какой-то связи с тем, что милорд аббат желает объявить об отделении Церкви Грамерая от Римской Церкви?

Отец Бокильва ответил ему долгим пристальным взглядом.

— У вас, похоже, превосходные гонцы, ежели вам так скоро доставили эту весть.

Род отмахнулся:

— У меня есть собственные осведомители.

— Понятно, — кивнул отец Бокильва, и по его лицу пробежала тень. — Ведь вы — Верховный Чародей, не так ли?

Род бросил на Гвен отчаянный взгляд:

— Я то и дело велю детям не болтать об этом. Да, святой отец, это так, и нынче утром я разговаривал об этом деле с его величеством.

Бокильва кивнул, не сводя глаз с Рода:

— Если так, то события развиваются быстрее, чем я предполагал.

— О, следовательно, когда вы покидали монастырь, об этом только разговоры шли?

Бокильва снова кивнул:

— Но мы ушли неделю назад, а это — слишком короткий срок при том, что господин наш аббат размышлял об этом шесть лет.

— Шесть лет? Погодите-ка… ну конечно, ведь именно шесть лет назад аббат выступил против Туана и отказался от своих намерений только из-за того, что отец Эл вручил ему послание от Папы, в котором аббату предписывалось исполнять все, что скажет отец Эл. — Род сжал ладонями виски — у него вдруг закружилась голова. — Господи Боже! Неужели это было так давно?

— Нет, господин мой, — проговорила Гвен и накрыла руку мужа своей рукой. — Просто наши дети слишком быстро подросли.

— Спасибо за утешение, милая. — Род взял Гвен за руку и взглянул на отца Бокильву. — А то происшествие до сих пор не дает покоя аббату?

— Верно, — ответил священник. — Боюсь, он до некоторой степени подвержен мирской гордыне и сильно оскорбился из-за того, что его так унизили на глазах у воинов обеих армий. Однако об отделении от Римской Церкви он заговорил в последние три месяца.

— И я так предполагаю, заговорил весьма убедительно, — сказал Род и нахмурился. — Мне случалось слышать его проповеди. Аббат — почти столь же талантливый оратор, как король Туан.

Бокильва кивнул:

— Вы не склонны недооценивать его. На самом деле некоторые из причин отделения от Римской Церкви, которые упоминает господин наш аббат, имеют под собой почву, и почву весьма солидную: к примеру, он говорил о том, что ту власть, которой Папа некогда владел над островом Грамерай, он утратил из-за того, что столь долго не обращал на нас никакого внимания. В действительности, судя по тому, что нам было известно о Риме, Папа вообще не ведал о нашем существовании.

— Однако будьте справедливы: Грамерай тоже не посылал в Рим никаких вестей.

— А как мы могли бы это сделать? И именно этому посвящен следующий довод милорда аббата: Папа находится так далеко от Грамерая, что вряд ли ему может быть известно о том, что здесь происходит. Даже получив послание отсюда, он вряд ли осознает все проблемы отношения с властями так, как их понимает милорд аббат. А помимо этого, существует еще жуткая путаница в богословских вопросах, от которой просто волосы дыбом встают. Взять хотя бы вопрос о власти апостола Петра и передаче этой власти или о правомочности главенства Римской Церкви в наши дни. Мы ведь даже не имеем понятия о том, что она считает грехом, а что — нет.

— Я бы сказал, что такие доводы несколько натянуты.

Отец Бокильва согласился:

— Несомненно, так и есть. Видите ли, милорд аббат с младых, как говорится, ногтей пребывал в убеждении о том, что Папа — наследник апостола Петра, правомочный глава Церкви, и что ему самим Господом дарована власть объявлять, что верно, а что — нет. Затем милорд аббат укреплялся в этих воззрениях, обучаясь священству, а став священнослужителем, принес обет повиновения его святейшеству.

Род проговорил:

— Однако трудно согласиться с наличием религиозной власти выше своей собственной, в то время как этот человек всю свою жизнь думал только о том, что, став аббатом, он овладеет всей полнотой духовной власти в Грамерае и станет вторым лицом в государстве после короля.

— Верно, но как раз слово «вторым» его и угнетает.

— О да! Вот из-за чего и разгорелся весь сыр-бор шесть лет назад: речь шла о том, кто от кого должен получать приказы — король от аббата или наоборот. Да, мысли о власти — большое искушение.

— Это так, и некоторые из нас пришли к согласию в том, что милорд аббат, полагая себя правым в сердце своем, всего-навсего ищет оправдания для себя в отделении от Рима и овладении всей полнотой власти.

— Там, откуда я родом, подобные оправдания мы называем рационалистическими. Как только человек наберет таких оправданий в достаточном количестве, он становится способным на все. Да, я понимаю ваши опасения.