Все было кончено. Крестьяне принялись ругаться, многие развернулись и резво отправились в обратный путь. Но некоторые все же остались, сгрудились около священника и засыпали его вопросами. Он старался, как мог, ответить каждому.
—
Что он мог ей ответить?
—
—
Люди начали расходиться, распалась и та кучка крестьян, что сгрудились около монаха. Они отступили, ожесточенно переговариваясь между собой. Монах слез с пня. Было видно, что он ужасно устал.
— Хорошо вы говорили, святой отец, — смущенно проговорила юная крестьянка, подойдя к священнику чуть ближе, чем следовало бы. Заложив руки за спину и покачивая пышной юбкой, она улыбнулась, но тут же потупилась. — Уж конечно, если священники — лучшие из нас, они должны иметь сыновей, правда?
Священник невольно попятился, побледнел, а девушка вновь шагнула к нему, сияя ослепительной улыбкой.
—
—
— Но… Да, это, спору нет, правда, — более или менее храбро отвечал девушке священник. — Вот только для женщины такое замужество будет трудным, чадо. Священник редко бывает дома — столько у него забот о пастве.
— Тем более ему нужна верная женщина, которая будет приглядывать за домом и вести хозяйство, — возразила девушка. — И кроме того, женившись, священник сможет перестать терзаться плотскими искушениями.
Священник вытаращил глаза. Вероятно, эта мысль ему пока в голову не приходила. Он заулыбался и шагнул навстречу девушке.
— И верно… Ведь тогда его желания станут добродетельными, как у всякого женатого мужчины. Как твое имя, дочь моя?
—
Корделия ничего не ответила. Она явно была в смятении и растерянности. Род решил, что им с дочерью пора встретиться. Он отступил в лес и послал Корделии мысленное распоряжение:
—
На миг перед его взором мелькнул образ, созданный сознанием дочери: легкий, стремительный полет в прохладном ночном воздухе, и связанное с этим полетом ощущение чистоты. Род поджал губы. У его маленькой дочки появились подозрения в том, что люди могут быть грязны душой, как и телом.
Включая, естественно, и архиепископа. Безусловно, Джон Видцеком наверняка мог бы убедительно обосновать то, почему священникам следует жениться, и вероятно, с его стороны это выглядело бы вполне искренне. Но почему-то как раз насчет искренности Род сильно сомневался.
— Так, значит, эта тварь была создана из «ведьмина мха»? — нахмурившись, переспросил Бром О’Берин.
— Да, милорд, — ответил Пак. — К шалашу нас привели собачьи следы, и мы своими глазами видели, как этот человек сотворил из «ведьмина мха» ходячее дерево.
— Маленькое, — уточнил Келли.
— Не сомневаюсь, оно подрастет, как только его создатель обзаведется очередной порцией «ведьмина мха», — проворчал Бром. — Ты прав, Робин. И говоришь, он быстро изготовил это деревце?
— За четверть часа, пожалуй, ваше величество.
— Стало быть, он большой искусник. Только леди Гэллоугласс управилась бы скорее. — Бром не удержался от любовной улыбки, но тут же снова стал серьезен. — И вы говорите, что на макушке у него выбрита тонзура?
— Выбрита, милорд, — если только он не ухитрился так ровненько облысеть.
— Вообще-то, если рассудить, возраста он почтенного, — добавил Келли.
— Ты что же, защищать его взялся? — обрушился на лепрехуна Пак. — Помолчи, монаший прихвостень!
— Это кого ты прихвостнем обозвал, подлый дух? Да будет тебе известно…