Пока алгебра не разлучит нас

ЛЕВИ-СТРОСС: После того как я прослушал полный курс философии, логичным было начать подготовку к конкурсу на должность университетского преподавателя. Но после пяти лет в Сорбонне я мечтал не об этом: я устал вновь и вновь механически сочетать похоже звучащие слова, например, «форма» и «фон» или «суть» и «сущность». Это была чистая комбинаторика вне зависимости от темы. Мы, группа бунтарей, прекрасно это понимали и наловчились применять этот метод в спорах о превосходстве трамваев над автобусами. Тем не менее получить должность было непросто: требовалось прочесть уйму книг в короткие сроки; то была своего рода гонка с препятствиями по различным философским доктринам. Я до сих пор не могу понять, как мне удалось занять пост преподавателя. Между прочим, вместе со мной на должность претендовала и ваша сестра, она осталась седьмой, я — третьим, что было еще более непостижимо.

Я провел первый год в должности профессора в институте Мон-де-Марсана, столицы Ланды. Должен признаться, я был счастлив: я недавно женился, готовился к занятиям на ходу, все было ново и волнительно, но на следующий год я пришел в ужас от того, что этот же самый курс я буду читать до конца жизни. Мой разум — не знаю, к счастью или к несчастью — подобен разуму людей неолита: после того как я очистил поле и вырастил на нем урожай, мне хочется предать его огню и отправиться на поиски новых земель. Мне тяжело дважды обратить взор на один и тот же предмет, и любое повторение приводит меня в ужас. Кроме того, я был уверен, что моя

28

жизнь полностью определена: после свадьбы у нас родились бы дети, и я с семьей постепенно переехал бы в один из кварталов на окраине Парижа. Но нет! Именно тогда, осенью 1934 года, в девять часов утра в воскресенье раздался спасительный телефонный звонок. Я помню этот момент так ясно, словно это было вчера. Мне позвонил директор Высшей нормальной школы Селестин Бутле и предложил должность преподавателя социологии в Университете Сан-Паулу. Ответ требовалось дать до полудня.

ВЕЙЛЬ: Но вы не работали в Высшей нормальной школе.

ЛЕВИ-СТРОСС: Я тоже удивился этому звонку. К тому времени я рассказал нескольким друзьям, что готов преподавать за границей — тогда это было еще не так модно, как сейчас. Преподаватели не особенно любили путешествовать, и я допускаю, что претендентов на должность было немного. Директора не волновало, что я не работал в Высшей нормальной школе. Между прочим, когда-то я хотел поступить в Нормальную школу, но чувствовал, что не дотягиваю до товарищей по подготовительным курсам, которых считал поистине недосягаемыми. Мне не давался древнегреческий, и я счел, что смогу избежать его, если выберу курс по одной из наук. В итоге я попал на курс по математике, и мое положение только ухудшилось. Прошел год, и я решил оставить курсы и поступить в университет. Мой преподаватель считал, что я предназначен не для философии, а для какой-то из смежных наук, и нельзя сказать, что он был неправ. По его мнению, моим призванием была юриспруденция, но в итоге — кто бы мог подумать! — я посвятил себя этнографии.

ВЕЙЛЬ: В те годы философы шли в этнографию целыми рядами.

ЛЕВИ-СТРОСС: Именно. Этнология была почти не представлена во французских университетах, поэтому я получил должное образование благодаря усилиям тех немногих, кто занимался этой наукой. Многие из моих преподавателей, как и я, были самоучками. Тем не менее у нас были и предшественники: к примеру, Рабле и Монтень обращались к основам этнографии при анализе верований и обычаев своего времени. Однако лишь в конце XVIII века было создано Общество наблюдателей за человеком, в котором собрались натуралисты, всегда готовые предпринять далекое путешествие, чтобы изучить мифы и обычаи других народов подобно тому, как биологи изучают диковинных животных или растения. Им недоставало лишь метода включенного наблюдения, наблюдения изнутри, который был создан британской школой лишь в начале XX века. Мое любопытство пробудила старая книга антрополога Роберта Генриха Лоуи, который жил в разных племенах североамериканских индейцев и спустя много лет помог мне найти пристанище в Нью-Йорке.

29

Клод Леви-Стросс.

30

Леви-Стросс в экспедиции в Бразилии.

31

Ранее я не испытывал такой тяги к приключениям: да, мне нравилось ходить в походы, заниматься альпинизмом и даже находить приключения в городе вместе с группой друзей. Мы выбирали направление и точку на карте Парижа, после чего шли к ней по прямой линии, не сворачивая. С нами происходили прелюбопытнейшие случаи, которые, однако, были не особенно важными. Прочтя книгу Лоуи «Первобытное общество», я вскоре захотел отправиться в далекое путешествие, чтобы познать мир. Если бы мне предложили отправиться в Новую Каледонию, я согласился бы не раздумывая.

ВЕЙЛЬ: Кто бы мог подумать, ведь ваши «Печальные тропики» начинаются со слов: «Мне ненавистны путешествия и исследователи». Как хорошо, что вам пришлось по душе это приключение!