Поиск в темноте

— А что? — заступился Вика. — Катюшка в компании девчонка звонкая. Зарплата большая, когда нужно на вечерок сброситься — не скупится. На лицо, правда, не очень. Зато фигура — дай бог! И «барыню» танцует, не стесняется.

— Чего же стесняться «барыню» танцевать?

— А это смотря как танцевать, — ухмыльнулся Вика. — Даже не как, а в чем танцевать, — пояснил он.

— В чем же ваша Катюшка танцует «барыню»?

— А ни в чем.

— Как? Совсем?…

— Совсем. Без ничего. Я говорю — фигура у нее, любая девчонка позавидует. Я таких даже на картинках не видел. Ее модельершей приглашали — не пошла. На трамвае, говорит, удобнее, день работаешь — два гуляешь. И зарплата, опять же. У художников в студии была.

— Ну и что?

— Отказалась, говорит — старики, а тоже, лезут… Хоть бы молодые были. Она девка прямая.

— Так, — подытожила я. — Катюшку-вагоновожатую Лариса не боится, а меня, значит, опасается. Да не нужен мне ее Вадим. А что, он такой уж парень, неотразимый?

— Парень как парень, ничего особенного. Чего она к нему так прилепилась? Вас, девчонок, разве поймешь?

— Да, — согласилась я, — понять нас бывает трудновато. А так хотелось бы мне еще раз Высоцкого у нее послушать! Хорошие записи, никогда таких не слыхала.

Записи у Ларисы на самом деле были отличные, и я знала, что их сделал у себя на студии Вика, но также знала, что на студию он меня не пригласит, побоится. Кто-то там у него, видимо, был.

— К Ларисе мы зайдем, — сказал он. — У нее в субботу день рождения, вот мы и придем, поздравим.

— Неудобно. На день рождения собирают обычно друзей.

— А я ей кто? Я ее еще со школы знаю.

— Ты другое дело. А тут она про меня такое думает.

— Ну и пусть думает, мало ли какая дурь ей в голову взбредет. Ты же со мной придешь, со мной и уйдешь. А если Вадим на тебя и взглянет разок, так Ларисы от этого не убудет.

Мы договорились встретиться в субботу возле цирка. Вика проводил меня к тому же подъезду, был на удивление корректен при прощании.

— Эх, жаль, пригласить мне тебя некуда.

— Да, жаль, — сказала я. — Посидели бы еще.

4

Дверь нам открыла сама Шарапова.

Она была в новом «Ренглере» и прическу сделала, видимо, в парикмахерской.

Не знаю, кого она ожидала увидеть, во всяком случае, не меня. С ее лица тут же исчезло застольное оживление, она нахмурилась, я ожидала, что она вот сейчас передо мной захлопнет дверь. И, не будь рядом Вики, возможно, она так бы и сделала. Во всяком случае, мне дали понять, что присутствие мое здесь нежелательно, и если по совести, то мне нужно было извиниться и уйти.

Но уйти я не могла.

Я была на работе. Я не имела права ни на обиду, ни на самолюбие. И Лариса Шарапова была не простой моей знакомой, а человеком, которого подозревали, — да, подозревали! — в причастности к тяжелому преступлению, и очень многое может проясниться хотя бы потому, что здесь Тобольский. А он был, конечно, здесь, иначе у Ларисы не было бы такого счастливого лица, когда она открывала нам дверь.

— Извини, без приглашения… — сказала я.

— Это я ее пригласил, — выступил вперед Вика. — Она не хотела идти, стеснялась, а я ее уговорил. Чего же ты нас, гостей, на пороге держишь?

Вику суровость Ларисы нимало не удивила, он же объяснял мне ее причину, поэтому сейчас он просто подтолкнул меня к дверям. Шарапова отступила в прихожую. Вика тут же вручил ей свой подарок — плюшевого чертика с головой, качающейся на пружинке.

Я достала из сумочки свою коробочку. Лицо у Шараповой чуть оживилось, да и какая женщина осталась бы здесь равнодушной?

— Сколько раз про эти духи слышала, — призналась она, — а вижу впервые.

Она прикоснулась губами к моей щеке.

Я заметила на вешалке уже мне знакомую коричневую вельветку. Пока Вика пристраивал мое пальто, я пригляделась к вешалке на вельветке — вешалка как вешалка. Пришитая. Болтиков не было.

Мы не слышали, как он подошел. Я заметила его, когда он протянул руку из-за плеча Шараповой и взял у нее из рук флакончик.

— На самом деле — Франция! — голос спокойный, глуховатый. — Все верно — «Мажи нуар», — он правильно произнес французское название духов — «Черная магия».

— Вадим! — улыбка исчезла с лица Ларисы. — Это Женя.

Когда я видела его одетым в куртку, он казался мне более солидным. В костюме, белой рубашке с отложным воротничком он выглядел щуплым, узкоплечим. Маленькие темные глаза, — я согласилась с оценкой Вики — на рокового покорителя женских сердец он не походил, даже эти прижатые уши… уже потом я подумала, наверное, такие уши могли быть у толстовского Каренина.

Я протянула руку.

Я специально подала ему руку. Пальцы его были мягкие и длинные, рукопожатие вежливым, слабым — это была рука научного работника, привыкшая к авторучке, электрокалькулятору, пишущей машинке, в конце концов. И опять мне было трудно представить в этой руке нож и точный сильный удар прямо в сердце Миши Севина.

Я совершенно не исключала такой возможности, просто не могла этого представить. Интуиция моя молчала — на роль убийцы Вадим Тобольский тоже не тянул…

Он чуть улыбнулся мне, так же вежливо и невыразительно — и странно, улыбка не сделала его лицо более привлекательным.