Поиск неожиданного

На большом совете у герцога предложений разных было множество, от немедленного штурма до тесной осады, с блокадой подвоза в Колышну любого обеспечения. Кто-то даже предложил затопить город, хотя бы частично, что было в принципе возможно, учитывая его низовое расположение и характер обеих местных рек.

А потом, уже в конце совещания, герцог Дрон вдруг оповестил всех, что он от армии вынужден отъехать, чтобы вернуться в столицу, где его ждут иные, важные и сложные дела. Это было неожиданно, потому что всем армейским, как обычно и бывает с любыми исполнителями, всегда представлялось, что более важного дела, чем то, которым они занимаются, быть не может. В общем-то об этом стоило хорошенько подумать, но сам Плахт чрезмерно глубоко вдаваться не стал, у него была задача, которую он намеревался решить хорошо и быстро.

Герцог уехал со своими гвардейцами, тремя сотнями кентавров и значительной частью обоза уже на следующее утро. С ним же из лагеря убрался и интендант-маршал, а за ними последовал и главный советник. Впрочем, последний оставил Плахту одного из своих соглядатаев, молоденького, но весьма благородного по происхождению чиновничка, который, как и сам советник Констан Порог, все записывал и, кажется, даже по нужде ходил, не выпуская из рук переносной чернильницы, ловко сшитой книжицы из чистых листов бумаги и деревянного пенальчика с очинёнными перьями.

И уже к полудню этого дня Плахт по прозвищу Суровый ощутил, насколько же хорошо в отсутствие начальства, без всех этих высокородных, которые мнили себя большими знатоками войны и военного дела только на том основании, что далекие их предки дослужились до заметных чинов.

Отдавая необходимые приказы об устройстве армии в этом долговременном лагере, устанавливая порядок и расположение охранительных постов, распределяя команды для проведения осадных работ и высылая разъезды кентавров по разным направлениям, Суровый почувствовал вдруг, как легко и спокойно стало у него на душе и в мыслях. Это спокойствие установилось, пожалуй, впервые за долгие месяцы кампании, как оказалось, сложной не столько из-за силы противника, сколько из-за постоянных наездов в лагерь герцога и его приближенных, как военных, так и штатских, занимающихся неизвестно какими делами, мешающих и раздражающих, но отнюдь не способных оказать помощь.

Да, это было здорово, это было — лучше всего. В таком настроении, передающемся от командующего Плахта Сурового через офицеров к солдатам, штурм Колышны начинал казаться делом обыденным и вовсе не трудным.

5

«Раскат» шел над лесом гораздо медленнее, чем прежде, как если бы пополнения экипажа не было и новых возможностей, новых силенок на кораблике не прибавилось. Вероятно, капитан Виль учил новых матросов, а значит, не так уж они были и хороши, хотя Сухром и сам видел, насколько внимательно тот подбирал себе подчиненных. А может, фокус был не только в пополнении, но и в том, что капитан пробовал рассмотреть что-то впереди.

Рыцарь твердо знал, что они идут в правильном направлении, что они не ошибаются, поскольку синева наливалась все более многозначными, тяжелыми, густыми отсветами, вариациями, переходами от одной степени голубизны в другую, он даже не подозревал, что одна какая-то краска может вызывать у него такое впечатление разноцветности, едва ли не пестроты.

Он сидел на палубе, неподалеку от него расположился Датыр, а возле оруженосца, своей странной, но и выразительной, в некотором роде, конечно, физиономией к борту, чтобы смотреть на проплывающие внизу ландшафты, возлежала в довольно свободной позе Крепа по прозвищу Скала. Она что-то негромко, так что только оруженосец и слышал ее, бурчала, может, комментировала виды, что перед ней раскрывались, а может, что-то объясняла своему — теперь рыцарь мог признать это в полной мере — товарищу.

Они оба, Датыр и Крепа, подружились после того, как ее отбили у гномов, Сухрома даже немного ревность брала, но вот мешать этой почти дружбе он не собирался, это могло в будущем обеспечить им какие-то преимущества, о которых сейчас было рано гадать.

Так вот, рассматривая накатывающие волны близкой уже цели их путешествия, пусть и временной, но все же такой настоятельной и обязательной, как синяя искра, Сухром все же прислушался, о чем талдычила Крепа.

— Тут у них стычка какая-то происходила, я чувствую.

— Креп, а Креп, ты как такие штуки чувствуешь-то? — спросил Датыр, старательно вычищая меч Сухрома. Его собственные клинки лежали рядышком, но их очередь еще не настала.

— Ежели я присмотрюсь, то много чего могу распознать, — отозвалась циклопа рассеянно. — А особливо хорошо у меня про битвы и про смерть получается. — Она вздохнула. — Научилась на службе, чего уж там… Вижу-то смерть поблизости.

— Ну-ну, — почти одобрительно промычал оруженосец. — А вот если умрет скоро кто-нибудь, ты это в нем тоже усмотришь?

— Не знаю сейчас, давно не пробовала… — Крепа призадумалась, даже на бок перевалилась. — Надо бы испытать, ты как думаешь?