Поиск неожиданного

Гарун попробовал подняться, каким-то образом он отсидел правый бок, и вообще… При этом он неловко оперся на столик с угощениями, один из кувшинчиков вдруг слетел со стола и упал на выложенный плитами пол, хорошо зазвенев чеканным золотом, и вылил на камень вино. Гарун уставился на эту лужицу. Против ожидания светлое с небольшой розоватостью вино вдруг показалось ему темным, почти как кровь… Да простит бог грешных, было в этом что-то знаменательное, какое-то мелкое чудо, или, наоборот, что-то страшненькое, колдовское.

— Устраивай, Мосул, — проговорил Гарун, не замечая, как подрагивают его губы, — устраивай, для моей выгоды…

А после этого Гарун аль-Рахман Золотой, не договорив приказание, устремился во дворец, на свой спасительный диван, подальше от всех этих в общем-то малознакомых ему существ, чуждых и потому опасных, хотя бы они и работали всю жизнь для его благосостояния и его доходов… Да, он почти бежал, хотя довольно скоро опомнился и сообразил, что удирал не от этих, по-своему преданных ему и послушных, подчиненных и служащих.

Он бежал от все того же нахлынувшего на него ощущения — что-то и где-то в неимоверной дали пошло не так, как должно, как обычно все катилось своим чередом в его непомерных владениях и на его предприятиях. Он бежал и твердо знал, что страх, вновь одолевший его так внезапно, был не простым, он был вызван чем-то ужасным, незнакомым… И скоро, ох как скоро причина должна была проявиться во всей силе и непреклонности. А подготовиться к ней было невозможно, сколько гадателей и мудрецов ни спрашивай. Это он тоже почему-то знал со всей определенностью.

5

В зале приемов было дымно, пожалуй, слуги перестарались. Гарун вошел, потянулся, передернул пухленькими плечиками, ему можно быть и пухленьким, он же — Золотой, как про таких иногда говорили все на том же Западе — никогда сам себе чулок не надевал… Что-то он слишком часто сегодня вспоминает этих шайтанов с другой оконечности материка, не к добру это, а может — наоборот, все же торговля с ними куда как прибыльной бывает.

Недаром у них в столичном городе Падишаха, да славится имя его, даже постоянный караван-сарай для них построили, и они между собой какого-то дуайена выбрали… Тьфу, слово-то какое нехорошее, но деваться некуда, приходится с ними считаться. Кстати, дуайен этот посмел отказаться от его, Гаруна, приглашения, ну да ладно, придет время, война какая-нибудь с ними разразится, тогда он им припомнит… Многое припомнит.

Жалко, что полежать перед приемом толком не удалось, даже не сумел заснуть, все думал, отчего с ним случились эти магические припадки? И ведь не один, а два подряд! Это нужно выяснить, завтра же, если голова не будет болеть. Придется лекарей звать, не своего, домашнего, который только и умеет, что пятки натирать да покалеченных на конюшне рабов мазями заживлять, а настоящих, мудрых… Если среди них есть такие, ха!

Оглядев затянутый благовонной можжевеловой и сандаловой дымкой зал из-за слишком раскочегаренных жаровен, Гарун понял, что голова у него завтра все же болеть будет. Слишком уж тут придется ему, хм… повеселиться. А как иначе? Гостей, правда, нынче будет немного, но все такие друзья, что — помоги Всевышний! — пострашнее иных врагов.

Ложе для него было убрано какими-то редкими цветами, от них у него еще больше закружилась голова, когда он расположился с удобствами на подушках под боками. Приказал пока только чаю. Юная рабыня, смуглокожая нежная карлица, поднесла пиалу, он попробовал, в воде плавал листик ароматного жасмина. Вкуса Гарун, впрочем, не почувствовал.

Стал размышлять, нужно ли ему встречать шейха Аддалу у дверей или хотя бы в переднем зале. Решил, что к этому мальчишке выходить не стоит, непонятно еще, как у них там, в его владениях, дела пойдут, может, настоящим-то шейхом станет какой-нибудь его братец по отцу, тогда и Аддале придется или сидеть здесь, в Сирхаме, безвылазно, почти побираться и зорко следить, где какой прием, вроде его, гаруновского нынешнего, устроен, чтобы желудок набить, или вовсе удирать в дальние земли, чтобы и не нашли его, Аддалу, посланные братцем люди с кинжалами… Впрочем, скорее всего, такого не будет, Падишах, да пребудет его власть вечной, пока к Аддале благоволит, пусть и вздорен он, и беден, как последний дехканин.