Пойнтер

Издали заметные копья-багры несли кирасиры боевого охранения на одетых в ту же объемную, нулевой плавучести броню панцирных дельфинах. Чтобы сдергивать команды с судов-нарушителей да паруса с прочими снастями рвать, как я понимаю. А с касаток – высаживать абордажные команды с отточенными «гекконами» да «пескорыбами» в руках и своеобычными стрелометами в портупее. Тут и шелковые синие кушаки с «кошачьими лапами» на концах при штурме высокого борта не лишними будут.

Теперь ясно, как в верховом строю корабли берутся!

Короткого взгляда на бинбаши аль-Сахисси хватило, чтобы убедиться в справедливости моей догадки. С нескрываемой гордостью тот представил однополчан:

– Тридцать Четвертый Синий Драгунский!!! – большего к наименованию своего полка ему не позволили добавить то ли перехваченное дыхание, то ли высочайшая инструкция. И лишь когда оркестр в очередной раз перевалил с мрачного зачина звучащего марша на не менее заунывный рефрен, Джума скорее протяжно продекламировал, чем пропел, четко уложившись в размер:

               В бой, вперед, рог зовет, Синие Драгуны!
               В бой, вперед, смерть нас ждет в глубине лагуны!

Верховые в строю попеременно, в шахматном порядке погружались и всплывали, салютуя оружием трибунам – сначала проходя мимо причала в одном направлении, а затем, развернувшись, во встречном, пронизывая собственный строй. Мокрая кожа скакунов и всадников отбрасывала блики, голые черепа последних сверкали, искрясь под солнцем.

Тут тоже было поровну солдат драконьей и человеческой крови. Правда, похоже, что именно в подражание драконидам люди морских видов войск брили головы. В том числе и для удобства – по сотне раз в день в соленую воду и обратно, никакой магией не насушишься… То, что морских зверей оседлало где-то поровну жилистых смуглых парней и не менее крепких наголо обритых девах, уже не удивляло.

Когда, пройдя туда и обратно вдоль причала, полк стал удаляться, я было подумал, что его участие в параде завершено. Но не тут-то было – в отдалении от берега верховые звери драгун совершили перестроение, закрутившись каруселью наподобие тесайрских дактилей-штурмовиков над целью. Только не в воздухе – в воде, и не пикируя, а наоборот, высоко прыгая как раз напротив трибун. Колесо из кремово-сероватых тел морских животных с сидящими на них экипажами стремительно приближалось, пока не встало впритык к берегу. Очередной прыжок касатки, казалось, должен завершиться на каменных плитах облицовки мола.

На самой вершине траектории ее полета погонщик выпустил из метателя файрбол, а один из шестерых десантников взвился в долгом прыжке. Пришел на обе ноги на самый край причала раньше, чем осели брызги от падения зверя назад в воду, перекатился и, встав на колено, выдернул из-за спины стреломет. Лязгнул спуск, болт задрожал, увязнув в магическом щите, только что рассеявшем разрыв файрбола. Второй болт, третий… На каменные плиты соскакивал уже четвертый солдат. С этого момента высадка пошла параллельно по всему молу, чуть ли не дюжиной потоков.

Касатки выпрыгивали одна за другой, сливаясь в несколько цепей мокрых кремовых спин. При каждом прыжке на причал спрыгивал один драгун, а остальные делали залп. Высаженные на предыдущем круге стреляли по готовности между прыжками сотоварищей. Мелкокалиберные файрболы вспухали огненными клубками, тормозя в воздухе перед трибунами, болты вязли в магическом щите часто, как щетина в щетке.

Наконец последние драгуны соскочили со своих верховых зверей. В ту же секунду касатки, ведомые погонщиками, разом отвернули от берега, а остальной полк встал и выстроился в три шеренги, салютуя трибунам. Оркестр драматически замолчал и потом снова, в ускоренном темпе проигрыша, врезал припев: «В бой, вперед, рог зовет, Синие Драгуны». Флотские маги свернули щит. Стрелы, зависшие в воздухе, с сухим треском барабанной дроби осыпались на причал финальным аккордом.

Трибуны спустя бесконечно долгое мгновение абсолютной тишины взорвались аплодисментами. Мои эльфочки тоже со всей силы хлопали в ладоши, а Пемси еще и подпрыгивала от восторга. Каюсь, и я, не сдержавшись, присоединился к общему порыву. Все-таки сильны в Хисахе балаганные традиции, умеют местные лицедеи аплодисменты сорвать, что бы ни делали…

Единственной трибуной, безмолвствующей во время шквала всеобщего восхищения, была султанская. Агуканья Верховного Главнокомандующего просто не было слышно, а его свита явно напоказ хранила брезгливо-печальное молчание. Пусть не самому Мехмет-Али Двенадцатому, так вернейшему из его слуг увиденное явно не доставило удовольствия. Во всяком случае, никакого сравнения с неказистым проходом лиловых.

Зато прикомандированный комментатор уже никак не мог сдержать охватившего его воодушевления, вложив в пару фраз все, что испытывал. После этого усомниться в его симпатиях и антипатиях стало совсем невозможно.