Пограничник 41-го

«Отходим!» – командует политрук. Кто-то суёт мне в руки винтовку и спрашивает: «Ну, как, очухался!? Вижу, что очухался, а мог бы и того…, – и тут же весело добавляет, – А тот боров в речке плавает к верху задницей». Мы подхватываем двоих наших, забираем лежачего и уходим. Но не успели мы отойти, а побитые немцы, выбраться на противоположный берег речушки, как на тот берег, высыпают немецкие автоматчики. Их не меньше роты, они начинают по нам стрелять. Мы быстро занимаем оборону в окопах и начинаем вести ответный огонь. Бьём прицельно, не торопясь.

Окопы… окопы… Тогда, когда мы их рыли, то недоумевали – зачем нам окопы да ещё в полный профиль? За нами стоит батальон, эксадрилья. Если немцы нападут, то через несколько минут подойдёт подмога и от нападавших, только полетят клочки по закоулочкам. Однако всё пошло совершенно не так.

Мы ещё не знаем, что немецкой военщиной атакованы сразу все заставы нашего отряда и не знаем, что в Скродске на нашей 17-й заставе идёт бой, что порваны линии связи и что здесь идёт не просто разведка боем, а самое настоящее глобальное наступление немецких батальонов. Так началась Великая Отечественная война на вверенном мне участке границы моей Родины.

Нас отцы – командиры научили хорошо стрелять и это сказывается. «Каждая пуля в цель»,– говорили они. И наши пули летят в цель. Мы видим, как падают немецкие солдаты; ими уже усеян весь берег, но они, не взирая на потери, лезут и лезут. Немцы уже совсем рядом. Мы начинаем закидывать их гранатами.

Наступление противника выдыхается, некоторые фрицы прячутся за трупы, другие лежат среди убитых и не шевелятся, выдавая себя за мёртвых. Обнаруживаю такого фрица и тут же всаживаю мнимому трупу в голову пулю. Вижу, как после выстрела немец дёргается и затихает.

Мы уже выдержали несколько атак, патроны и гранаты на исходе. У меня осталось несколько винтовочных патрон, две гранаты я бросил в атакующих, одна осталась. С одной гранатой много не повоюешь.

У немцев автоматы. Противник буквально засыпает нас свинцом. У нас появились раненые и убитые. Младшего политрука не видно. Нами никто не командует, мы воюем сами. Понимаем, что одними винтовками нам немцев не остановить, нужен пулемёт.

Пулемёт и патроны на заставе. Мы отступаем к заставе. Она не близко. Немцы идут за нами по пятам. Вот и застава, входим и видим пустые, избитые пулями помещения. Полы устланы битым оконным стеклом и пулемётными гильзами. Ясно, что на заставе шёл бой.

На столе стоит пулемёт «максим», но без затвора. Ствол его ещё тёплый. Значит бой был совсем недавно. Почему бойцы бросили пулемёт – непонятно; возможно в него попал осколок от гранаты или мины; возможно, пулемётчик с оставшимися патронами остался прикрывать отход товарищей, а как только стрелять стало нечем – вывел пулемёт из строя.

Ясно одно – пограничники с заставы отступили, но в каком направлении они пошли, неизвестно. Атаковавшие здание заставы, подразделения немцев, по всей видимости, их преследуют. Надо срочно принимать решение. Пулемёта у нас нет, и теперь не будет, патронов тоже. Главное сейчас, это оторваться от немцев.

Ржаное поле

Мы, человек десять, не более, отступаем по ржаному полю, рассеявшись и огрызаясь редкими выстрелами из винтовок. Офицеров среди нас нет.

Поле, шириною с километр, увешано тяжёлыми колосьями ржи. Она по грудь, стебли мешают идти, вяжут ноги. За полосой, на взгорке, виднеется кустарник. Мы все, оставшиеся в живых, норовим как можно быстрее перебежать полосу ржи и укрыться в этом кустарнике за бугром.

Нашему отступлению мешают белополяки. Рядом стоит деревня, и они с чердаков ведут по нам прицельный огонь из винтовок. Стреляют неважно. Но вот с крыши забил и пулемёт. Откопали где-то и его. Пулемёт – это плохо. Надо снять пулемётчика. Я умею отлично стрелять. Это никуда не денешь, рос в семье охотников и этому меня учил ещё дед Илларион, а застава приучила к трёхлинейке. Из неё я могу стрелять быстро и из любого положения.

По пулемётчику бью с колена. Тщательно выцеливаю изрыгающий пламя ствол и нажимаю курок. Выстрел, пулемёт смолк и больше уже не начинает стрелять. Понятно, это был пулемётчик-одиночка. У него не было замены, но белопольские винтовки продолжают бить. Опаснее их всё же немцы; обученные и натренированные они наступают нам на пятки.

И вот, неожиданно сзади заговорил уже не польский, а немецкий пулемёт. Это самое опасное. Своей прицельной дальнобойностью он не оставляет нам шансов выйти из этой ржи живыми. Я бегу, оглядываюсь назад, и вижу, что нас, бегущих, становится всё меньше и меньше. И тут очередь скашивает передо мной полоску ржи. Колосья не падают на землю, а виснут на соседних растениях. «Это конец…» – мелькнуло в голове. Я знаю, что сейчас пулемётчик возьмёт чуть ниже и всё. «Падай!» – буквально завопил весь мой организм. Но упасть я не успел.

Везение первое