А сейчас что имеем? Худшую разновидность коммунизма: у кладовщика, имеющего доступ к дефициту, жизнь послаще, чем у заслуженных полководцев островитян. Люди, проливавшие кровь в сражениях, водившие за собой целые армии, живут ничуть не лучше того же Гарика Иванихина, заявившего раз и навсегда, что он пацифист и оружие в руки брать не может. Ни в одной из войн от него помощи не было — так и лепит горшки в мастерской, да и то из-под палки. Живет в такой же избушке, как и Олег, ест ту же еду, носит такую же одежду. Хотя насчет последнего у Олега все же получше. Но это разве меняет дело? Макс с Кабаном крестьянствуют, своими руками землю пашут, а лошадей им выпрашивать приходится, будто не заслужили.
Если поначалу, когда жили в постоянной опасности, эта уравниловка была оправданна (да и делить нечего было), то сейчас она стала источником напряжения. Людей нужно награждать соразмерно заслугам, иначе уродство получим.
Да много чего нужно. А Добрыня один, соратники не в счет. Все в конце концов на нем завязано. Не успевает обо всем думать и за всем следить. Наверное, где-то он ошибся, упустил время: надо было подобрать себе штат толковых помощников. Ведь без узаконенной преемственности, умри вдруг Добрыня, все развалится мгновенно — новый диктатор вряд ли оставит старую команду без изменений. И погибнут многие перспективные задумки. Возможно, безвозвратно — в их положении потерять легко, а вот найти…
Добрыня отвечал кому-то, что-то добавлял от себя, выслушивал мнения, но при этом не переставал думать о своем.
Прав он или нет в решении? Сможет ли новая форма правления удержать те нити, за которые он не смог ухватиться?
Решение уже принято, народ начал потихоньку расходится, а он все еще сомневается. Все от нерешительности и от растерянности. Не знает он, как дальше себя вести. Хорошо, что Олега нет, тот сразу обозвал бы его тугодумом или вовсе идиотом и потребовал бы оставить все как есть.
Может, это было бы и к лучшему…
Легче, наверное, миллионным городом управлять, чем парой тысяч людей, попавших в такие условия.
Добрыня, выпроводив остатки собравшихся, постоял с минутку на крыльце, любуясь звездами. Где-то среди них, возможно, он сейчас видит свое старое Солнце. Как же все просто там было…
И как скучно.
Спустившись с крыльца, Добрыня пошел вдоль избы, направляясь к дощатому сортиру. Он продолжал витать в облаках стратегических помыслов и не успел отреагировать на внезапное появление темной фигуры, выскользнувшей из-за угла. Удар по голове мгновенно выбил из головы все тревоги и заботы, бесчувственное тело растянулось на земле.
Здесь гораздо веселее.
Очнувшись, Добрыня одновременно осознал множество вещей.
Во-первых, у него болела голова. Похоже, ему по ней чем-то приложила та самая фигура, выскочившая из-за угла, будто черт из коробочки. Во-вторых, он лежал на чем-то твердом и неудобном, местами давящем в спину. В-третьих, на нем размещалось нечто тяжелое, мокрое, неприятно пахнущее, скрывающее обзор.
Нехорошее пробуждение.
Добрыня, изо всех сил скосив взгляд, попытался разглядеть что-нибудь за навалившейся на него преградой. Звезды вроде бы поблескивают вверху, а пониже их скрывает какая-то стена. И скрип под ухом ритмичный, хорошо знакомый.
Ба! Да это же уключины скрипят!
Раз скрипят уключины, значит, он в лодке, а стена это лодочный борт. И что все это значит? Если ему не померещилось нападение, то это означать может много чего. Похищение? Да кому он понадобился? Чай, не грудастая молодуха, чтобы перевозбудившиеся женихи воровали. Да и там все по симпатии обычно происходит, по голове веслом не глушат перед погрузкой. Бабы мужиков воровать не станут, у них другие методы. Кто же тогда на Добрыню польстился? Как-то не верится, что тайная секта мужеложцев-садистов сочла его симпатичным и избрала своей очередной жертвой.
Стараясь не показать похитителям, что пришел в себя, он попытался проанализировать свои ощущения. Ноги чувствует хорошо, с руками похуже — похоже, запястья связаны. А что это поблескивает на краю поля зрения? Прямо в той темной массе, что его придавливает. О господи — да это чей-то глаз мертво блестит!
Добрыня понял, что лежит под трупом. Живой так лежать не может. Вот он на него сверху и давит, а еще с тела что-то течет на живот и грудь.
Чудная ночка.
В поле зрения промелькнула толстая подошва грубого ботинка, уперлась в плечо, надавила, пошатала. Хорошо знакомый голос выдал недовольные слова:
— Похоже, ему череп капитально проломили — лежит как бревно. Перестарались ребятки…
Гнат?! Гнат похититель?! Да зачем ему это понадобилось? Он же не интриган вроде Русика, он честный строитель, да и вообще надежный мужик. С Добрыней всегда ладил прекрасно, и тот всегда знал, что на этого скрытного здоровяка можно положиться в любом деле. И тут на тебе…
— И этот уже кровью залил всю лодку. Даже не думал никогда, что в человеке может быть столько крови.