Погоня

Каррикл спортивных обводов уносила за собой упряжка из четырёх великолепных серых коней, а вожжи держал один из самых знаменитых кучеров-спортсменов своего времени, член Клуба четырех коней, Бенсингтонского клуба, победитель более дюжины гонок, – короче говоря, граф Шейн, которого любой, кроме законченного деревенского мужлана, только уловив самым беглым взглядом красивый профиль с полосой чёрных бровей и внушительным орлиным носом, немедленно бы узнал. Однако, к счастью для душевного спокойствия его спутницы, люди, встречавшиеся им по дороге, были исключительно деревенскими мужланами, с тех самых пор как каррикл миновал Ислингтонскую заставу и въехал на длинный, пустынный участок дороги, ведущей к деревне Хайгейт.

Спутницей графа была гувернантка, леди, которая ко всему прочему очень скоро достигла бы своих тридцати лет; она сидела выпрямившись в струнку рядом с ним, одетая в скромное прямое платье из французского батиста под зелёным пелиссом, в соломенной шляпке цвета мха поверх приглаженных русых локонов. Её руки в практичных йоркских перчатках бежевого цвета были стиснуты на изгибе ручки клетчатого зонтика, и она, казалось, страдала от глубокого чувства обиды. Глаза ясного серого цвета, которые обычно искрились остроумием, с каменным выражением вглядывались в дорогу впереди, а рот (великоватый, чтобы считаться красивым) был крепко сжат. На протяжении нескольких миль она, казалось, совершенно не замечала присутствия графа и, за исключением того, что заметным образом вздрагивала каждый раз, когда он подстёгивал лошадей, не обращала ни малейшего внимания на действительно замечательное искусство управления лошадьми, которое он обнаруживал. Хоть он с идеальной точностью вписывался в повороты, прекрасно правил всеми лошадьми разом, объезжал все препятствия, включая огромный фургон, который занял почти всю дорогу, самым непринуждённым образом и управлялся со своим длинным кнутом легчайшим движением кисти, но мог бы с таким же успехом, несмотря на всё вызываемое им восхищение, быть и кучером дилижанса.

Надобно отдать ему должное: у него не было ни ожидания, ни желания, чтобы им восхищались. Его выдающееся мастерство было само собой разумеющимся; кроме того, он был в очень плохом настроении. Его завтрак был прерван на середине из-за того, что у него на пороге появилась гувернантка его подопечной, приехавшая в Лондон из его дома в Суссексе, чтобы самым хладнокровным образом сообщить, что её воспитанница сбежала с лейтенантом линейного полка. Он счёл её отношение чуть ли не бесстыдным. Вместо проявления раскаяния, надлежащего леди, которая столь вопиюще провалилась в исполнении своего долга, она сообщила в своей спокойной манере, что он это заслужил, ибо не дал своего согласия на брак шесть месяцев назад. По её поведению вы бы подумали, что она несомненно подтолкнула молодую пару отправиться к границе (хотя она и клялась, что нет); и она же действительно имела наглость посоветовать ему сделать всё, что в его силах.

Но граф, который поступал по-своему с тех пор, как себя помнил, был отнюдь не тем, кто с готовностью соглашался с нарушением своей воли, и, вместо того чтобы принять совет мисс Фэйрфакс, он, распорядившись насчёт каррикла и упряжки серых, приказал мисс Фэйрфакс взобраться на сиденье рядом с ним, оставшись глухим к её протестам, и погнал с поразительной скоростью в явном намерении настигнуть беглецов и вернуть непослушную мисс Геллибранд назад в город в сопровождении её гувернантки.

Поскольку он управлял бесподобной упряжкой и мог позволить себе менять лошадей так часто, как ему хотелось, на первом этапе путешествия от мисс Фэйрфакс мало зависело то, как бы сбежавшей парочке ухитриться обогнать погоню. У тех двоих действительно было преимущество в несколько часов, но она догадывалась, что мистер Эдмунд Монксли, живущий на жалованье, должен был довольствоваться в поездке только парой лошадей, запряжённых в почтовую карету. Плата за наём лошадей была высокой, путешествие в Гретна-Грин – долгим, а манера езды графа – слишком стремительной для любой наёмной кареты с парой в упряжке, чтобы опередить преследование.

По достижении пустынных просторов Финчли-Коммон слабая надежда на нападение разбойников как-то поддерживала настроение мисс Фэйрфакс, но, когда экипаж достиг Уитстонских ворот без происшествий, она снова впала в уныние.

Её молчание, казалось, злило графа. Он заговорил в язвительном тоне:

– Нам предстоит преодолеть довольно много миль, смею сказать, так что вы вполне можете перестать дуться, мэм. Мне было бы интересно узнать, по какому праву вы воображаете, что вам следует позволять себе этот вид оскорблённой добродетели!

– Я уже говорила вам, сэр, пока совершенно не устала от этого, что не причастна к побегу Люциллы, – холодно отозвалась мисс Фэйрфакс.