Погнутая сабля (ЛП)

Они прекрасно ладили, пылко, радостно, ничего не скрывая. Джереми не видел в ней ничего дурного, как и она — в его поступках. Даже появление Лизы Дюпон, его бывшей любовницы, не омрачило настроения. Эта интрижка случилась, когда Джереми утратил все надежды на Кьюби. Теперь он даже не смотрел на Лизу, и после второй встречи та пожала плечами и спокойно отошла прочь. 

           — Милая девица, но, по-моему, станет толстушкой, — сказала Кьюби. — Я счастлива, что ты выбрал меня.

Они жили прекрасно. У Джереми лежали деньги в брюссельском банке — следствие той авантюры, о которой он старался не вспоминать, а когда они закончились, он взял кредит. Кьюби, умудренная горьким опытом расточительства брата, стала экономить, но Джереми сказал, что скоро получит деньги за счет прибыли от Уил-Лежер, и можно покупать в кредит, в расчете на то, что они оплатят счета, когда Джереми покинет армию.

Когда это случится? Довольно скоро, думал он. В условиях мира во всей Европе полки, скорее всего, распустят, хотя до него доходили слухи, что союзники не сошлись во взглядах на Венском Конгрессе, и не исключено, что британское правительство решит пока оставить войска в Европе. Предпочтительно остаться до октября, тогда он отслужит два года. И если все пойдет хорошо, он сможет продать свой офицерский чин, хотя этот полк не самый привлекательный, и вернуться в Корнуолл к Рождеству.

Тем временем жизнь в Брюсселе протекала славно.

Невзирая на то, что она редко вспоминала о прошлой жизни, Кьюби слегка омрачало отсутствие вестей из Каэрхейса (ни слова), поэтому, когда она получила письмо, то нервно сломала печать и поднесла бумагу к окну, чтобы прочесть. Его послала мать.

Моя дорогая дочь!

Не знаю, что побудило тебя сбежать из дома обманным и тайным путем. Мы с твоим братом, не говоря уже о Клеменс, страшно расстроились, по-настоящему горевали по поводу обстоятельств твоего побега. Письмо, что ты оставила, ничего толком не разъяснило, в нем сказала, что сама не можешь понять этот поступок. И твое последнее письмо, хотя и более подробное, мало что прояснило.

Не думаю, что из-за каких-то поступков или слов мы могли утратить твое доверие. Ты убедила нас, что счастлива дома и рада предстоящему браку с Валентином Уорлегганом. Когда все сорвалось, пусть и не по нашей вине, ты не расстроилась, в отличие от нас, и стала ждать, пока не подвернется подходящая партия.

Вместо этого ты выбрала мистера Джереми Полдарка. Приятный юноша и джентльмен. Он произвел весьма отрадное впечатление, когда приходил сюда, и мне известно, что Клеменс очень хорошо о нем отзывается.

Я, как и все мы, желаю тебе только огромного счастья. Вы будете жить в Брюсселе? У нас, как тебе известно, остались печальные воспоминания о Валхерене, где погиб твой брат. Какое огромное облегчение, что война наконец окончена, и если победители не рассорятся, можно надеяться на продолжительный мирный период.

Огастес в Лондоне, все так же служит в Казначействе, и я написала ему о твоем замужестве. Полагаю, Джон в этом месяце отправится в Лондон, как того требуют кредиты и другие дела. Здесь очень сыро, начиная с самого Рождества, безветренно и уныло, расцвели примулы и камелии.

Твоя любящая мать,

Франсис Беттсворт

Кьюби прочитала письмо дважды, а потом передала Джереми. Тот погрузился в чтение на пару минут, а затем с улыбкой вернул ей письмо.

— По-моему, ты уже на полпути к прощению.

— Пришло еще вот это, — произнесла Кьюби и передала ему клочок бумаги.

Там было написано: