Погнутая сабля (ЛП)

И потому вечер пятнадцатого числа они провели вдвоем в ресторанчике, где отмечали день рождения Кьюби. Они дошли туда от своей квартиры пешком. В этот теплый вечер по улицам Брюсселя гуляло много людей. Несомненно, у особняка герцогини Ричмондской собралась большая толпа, чтобы посмотреть на прибытие гостей.

Были на улице и солдаты: туда-сюда цокала кавалерия, маршировали взводы пехоты. По большей части они отправлялись на юг.

Они заказали отличные блюда, в основном те же, что и в марте, поболтали о том, о сем, с теплотой глядя друг на друга и иногда касаясь руками.

— Теперь ты уверен больше, чем во вторник?

— Насчет чего?

— Насчет Бонапарта.

— О да. Он перешел границу вчера ночью или рано утром. Уже была пара стычек.

— Далеко отсюда?

— Миль двадцать.

— Двадцать миль!

— Ох, не беспокойся, их отбросили. Это сделали не наши ребята, вроде бы брауншвейгцы или голландцы. Но французы отступили. Похоже, они проверяют наши позиции в разных местах, прежде чем предпримут что-либо серьезное.

— Джереми, мне что-то страшно.

— Прошу тебя, не бойся! Иногда бывает много шума и дыма, но никаких серьезных ранений. Ты же знаешь, вчера я муштровал своих ребят. Я — и муштровал! Но старые армейские ружья уж больно громоздкие. Они производят страшный грохот и много дыма, но чудовищно неточные. Обычно солдат стреляет слишком высоко, иначе его оглушит, к тому же отворачивается, и пуля уходит куда-то в воздух. Но если отругать солдата, он слишком сильно опустит дуло, и пуля выкатится еще до выстрела!

— Это меня не особо утешает, — сказала Кьюби.

— Тогда выпей чуть больше вина и расскажи о себе. Наш ребенок жив и толкается?

— Только начинает. Не будь слишком нетерпелив, мой мальчик. Время придет только в декабре.

— И кого ты хочешь?

— В смысле, мальчика или девочку? Мне всё равно. Возможно, мальчика. А ты?

— Лучше девочку.

Они засмеялись.

— К Рождеству, — сказал Джереми. — Вот думаю, как ее назвать? Или его. Ноэль? И где к тому времени мы будем жить?

— Не в Брюсселе!

— Да. Недавно я думал, что война затянется, как предыдущая. Но сейчас мне кажется, что всё решится одним ударом, всего за месяц! Я не сделаю карьеру в армии, как мой кузен. И всё же немного странно...

— Что?

— Говорят, Джеффри Чарльз в детстве был неженкой и избалованным ребенком. Я сильно удивился, когда он так прикипел к армии. Что до меня, то хотя обстоятельства были совсем другие, но меня тоже воспитывали мягко, я и в мыслях не держал вступить в армию, но вот я здесь, и признаюсь, мне это нравится куда больше, чем я ожидал!

В этот вечер Кьюби была в бледно-лиловом шелковом платье, собранном на талии серебряным шнуром. Джереми попросил ее надеть именно это платье, потому что оно напоминало то, которое она носила в их первую встречу, когда спасла его от таможенников.

— Разумеется, после окончания войны меня уже не будут повышать так быстро, — добавил он. — Я поражен, что получил звание, не покупая его и не имея никаких влиятельных знакомых! Все это лишь благодаря редкостному смятению после побега Бонапарта и гибели офицеров, способных командовать вновь сформированными ротами и полками.

— Надо понимать, ты не желаешь признавать, что это хоть в малейшей степени заслуга твоих талантов. Ну прекрати, подобная скромность просто смешна.

Джереми посмотрел на Кьюби, заглянув в блестящие карие глаза под черными бровями. Она слегка выпятила губы, чей вкус он так хорошо знал, темно-розовые на коже цвета меда.

— Джереми, я никогда тебя не спрашивала. Ты вступил в армию из-за меня?

Он отвел взгляд.

— Очень тяжело разобраться в моих тогдашних чувствах.

Кьюби подождала, не скажет ли он чего еще, а потом добавила:

— Думаю, твоя сестра меня в этом винит.

— Кто, Клоуэнс? Когда ты с ней виделась?

— Изабелла-Роуз как-то обмолвилась. Но на приеме у Джеффри Чарльза Клоуэнс вела себя недружелюбно. Может, она просто винит меня в том, что я причинила тебе страдания.

— И она права. — Джереми похлопал ее по руке, а потом погладил щеку. — Но мы это изменим. Ей просто нужно с тобой встретиться и узнать тебя получше. Вспомни мою матушку.

— Твоя матушка — мудрейшая женщина. И добрейшая. Я знала, что мы поймем друг друга, как только увидела ее на том приеме. Клоуэнс больше похожа на твоего отца, ее труднее смягчить.

— Я вовсе не считаю отца таким твердокаменным! Когда ты узнаешь его получше, ты тоже это поймешь. Но кстати, о твердокаменных. Как насчет твоего брата и матушки? Как думаешь, нас когда-нибудь примут в Каэрхейсе?

— Разумеется! Ни секунды не сомневаюсь. Знаешь, если забыть об их гордыне, то они милейшие люди! Но скажу тебе кое-что еще. Даже если бы представилась такая возможность, мне не хотелось бы жить в Каэрхейсе. После замужества тот образ жизни кажется совершенно для меня неподходящим. Там было много хорошего, множество приятных моментов, но слишком много ограничений и ограниченности и в мыслях, и в поведении, я не хочу к этому возвращаться. Только в декабре я стала свободной!

— Связанной со мной, — сказал Джереми.

— Связанной с тобой! Где мы будем жить? Мне бы хотелось поселиться в Корнуолле.