Меня нестройным хором поблагодарили, будто это мой личный овраг и я дозволил им временно попользоваться. Потом отступили на пару десятков метров, за поворот и разбили там лагерь. Я незаметно подсмотрел за ними сверху, пользуясь В-сканером. Они установили факелы вертикально в грунте по периферии лагеря, несколько начавших чадить факелов погасили, смочили в смоле, которая находилась в специальных бурдюках, и снова зажгли от других источников огня. Поставили несколько навесов, распаковали небогатое имущество. Поставили дозорных, которые следили за факелами и при надобности добавляли смолу, которая горела очень долго. Через несколько минут лагерь тихо спал.
Действовали они быстро, умело, без лишней суеты. Опытные ребята, не первый день в Поганом поле.
Я понаблюдал за спящим лагерем еще немного, затем отошел к себе, но продолжал сканировать местность.
Кира ждала меня у своего шатра, держа ятаган обнаженным и не шевелясь, будто статуя девушки-воительнице. Когда я спустился по глинистому склону, она кивнула и вложила ятаган в ножны. Багровую накидку она сняла загодя, чтобы пришельцы не опознали в ней Огнепоклонницу. С репутацией Огнепоклонников лучше лишний раз не демонстрировать то, что ты из их рядов. Как по мне, так от этой накидки стоило бы вовсе избавиться.
Не обменявшись ни единым словом, мы улеглись спать.
***
Наутро я проснулся от вкусного запаха жарящейся рыбы. Спросонья подумал, что это наложницы подсуетились, потом вспомнил, что я уже покинул становище. Решил, что это Кира хозяйничает.
Но и тут ошибся.
Когда вылез из палатки, Кира умывалась у ручья, сидя на корточках. Она только что проснулась. Солнце взошло совсем недавно и низко висело над восточным краем равнины. Нижняя часть оврага утопала в прохладной тени.
Зато проснулись и хозяйничали лунопоклонники. За поворотом слышались негромкие, но отчетливые голоса. Оттуда шел приятный запах еды, а над пригорком поднималась прозрачная струйка дыма.
Сполоснув физиономию и почистив зубы щеткой из князьградских магазинов, я из любопытства пошел к соседям.
При свете дня разглядел их получше. Одиннадцать человек обоего пола, детей лишь трое — два давешних пацана и девочка, которую я вчера не заметил. Одеты в грубую просторную одежду, популярную в этих местах, но штаны явно не “отщепенские”. Женщины щеголяли в простого кроя платьях до колена без поясков. С пояском ходила только маленькая девочка.
В котелке над костром действительно жарилась рыба с картошкой (если я верно разглядел) и зеленью, которую, видно, хранили в сушеном виде. Возле костра лежали аккуратные стопки хвороста. Разогревались сухие лепешки. Все были заняты, но никто не суетился.
Вчерашний дед священнодействовал над котелком — наверное, был шеф-поваром в этом маленьком племени.
При виде меня все сразу насторожились, хотя и должны были понимать, что я рано или поздно нагряну в гости. При свете дня они и мою покоцанную харю разглядели как следует и брутальную красоту явно не оценили. Дед даже выронил шумовку с деревянной ручкой.
Быстрее всех пришла в себя женщина с повадками лидера, вчерашняя спикерша:
— Мы к вам не ходили, пано! Ни взрослые, ни ребятишки и за угол не заглянули ни разу — как ты и потребовал!
Я крякнул и погладил бороду, которая отросла настолько, что закрывала кадык. Хотел было сказать: “Молодцы!” — но так ничего и не выдавил. Их страх меня изрядно смущал, хотя разумом я понимал, что так гораздо лучше. После клятого глюка в глубине бессознательного я по-прежнему считал себя безработным эникейщиком, который по чистой случайности стал колдуном. Просто случилось недоразумение, как в фильмах, где бродяга случайно становится королем — или что-то в этом роде. И весь этот страх и преклонение также казались глупой ошибкой. Я этого не заслуживал.
Пока я подбирал нужные слова, дед оглядел меня с ног до головы цепким взглядом и мягко, елейным голоском, поинтересовался:
— Кто ты, мил человек? Отщепенец ли?
Ага, его смутило отсутствие тату на открытых участках кожи. Я молча показал ему предплечье со Знаком. Пусть не сомневается насчет того, кто я такой.
— Отщепенец, — отрекомендовался я кратко и сухо.
— А женщина, что с тобой ночью была? — продолжал допытываться старик, прищурившись.
Как по мне, так вопрос в высшей степени неуместный даже для дикарей. Подобное поведение нужно пресекать в корне. Откуда-то я знал, что если дать таким людям палец, они заберут всю руку.
“Ко мне!” — приказал я мысленно, направив Знак Глаза на не в меру любопытного деда.
Он снова выронил шумовку, но на сей раз не наклонился за ней, а выпрямился и на негнущихся ногах повлекся ко мне. Его будто на ниточках вели, как куклу.
“Танцуй!”
Бедняга задергался всем тощим телом, вскидывая ноги и взмахивая руками. Он побледнел, глаза вращались в орбитах. Наблюдавшие за шоу зрители окаменели от ужаса.
— Что-то еще спросишь, старик, чего тебя не касается? — вежливо поинтересовался я.