Поэзия рабочего удара (сборник)

Так писал Гастев еще на пороге Октябрьской революции, в 1916 году! А в 1919 году? Что это – фантазерство, или знание – что может быть или что будет, когда человек, освободивший свою трудовую руку, подчинит своей воле и чувство времени, и биение сердца, а интуицию усилит математикой, эмоцию – точным расчетом.

Это было!

Котельщик из Дублина вышел на эстраду рабочего театра в Берлине.

Рабочую залу спросил:

– Хотите!

Буду ударять молотком по наковальне.

И, во-первых, буду ударять ровно 60 раз в минуту, не глядя на часы.

Во-вторых, буду ударять так, что первую четверть минуты буду иметь темп на 120, вторую четверть – на 90, третью – 60.

И начал.

На экране за спиной котельщика вся зала увидела рассчитанный темп по первой работе и по второй…

…Котельщик из Дублина был признан чемпионом клепки.

Это было!

Это будет.

Смелое и категорическое утверждение Гастева «Это будет» – в будущем нашло подтверждение в годы первых пятилеток, когда русский рабочий класс выдвинул таких завоевателей трудового первенства. Пока еще не на эстраде театра и без регистрирующего экрана. Но и это будет. Будет, как есть кардиограмма и запись токов мозга. Будет, как есть преодоленная человеком невесомость и искусственное земное тяготение в космической кабине.

Управление человека самим собой и управление человеческими приборами (им созданными), движением в пространстве и времени, управление природой, управление сознанием и эмоциями – вот чем жива поэзия Гастева. И это тоже не вера, а знание – на что способен человек, если его освободить от нужды и зависимости.

Прогуляйся по свету,

– говорит Гастев,–

Твой путь:

Европа, Азия, Тихий океан, Америка.

Шагай и топай среди ночи железом и камнем.

Дойдешь до уступа,

Это Атлантика.

– Гаркни.

– Ошарашь их.

Океаны залязгают, брызгнут к звездам.

Миссисипи обнимется с Волгой.

Гималаи ринутся на Кордильеры.

Расхохочись!

Чтобы все деревья на земле встали дыбом и из холмов выросли горы.

И не давай опомниться.

Бери ее, безвольную.

Меси ее, как тесто.

Будь Гастев только поэтом (в литературном смысле этого звания), можно было бы подумать – как далек он от реальности, от земной жизни. Попробуй месить землю, как тесто! Она ответит тебе землетрясением в Перу, обвалами с Памира, тайфуном у Японии. Если же увидеть Гастева в его практической работе над процессами труда, суть которой – воспитание творческой воли, то возглас «меси ее, как тесто!» относится и к поэту, и к врачу, и к рабочему-экскаваторщику, и к революционеру-подпольщику.

Но Гастев – поэт, и поэт, относящийся не только к наивному революционному детству нашего искусства, а поэт действительный для сего дня, предвосхитивший самые смелые поиски нашей и мировой поэзии. Может быть, и сегодня кто-нибудь по невежеству или неведению причислил бы его к «модернизму» конца века. Но это никакой не «модернизм», не новинка ради новинки, а еще не охладившееся под искусным молотом творение, выросшее из революционного железа. Я напомню его «Слово под прессом» – «Пачку ордеров».

Это произведение напоминает мне фантастическую залу синхрофазотрона, или нет – скорее, залу наблюдения и контакта с летящими в космос кораблями, залу, где работают тысячи вычислительных приборов, смотрят тысячи внимательных глаз, поворачивают рычаги, отстоящие от пульта на полмиллиона километров.

Ордер 01

Сорок тысяч в шеренгу.
Смирно: глаза на манометр – впаять.
Чугуно-полоса-взгляды.
Поверка линии – залп.
Выстрел вдоль линии.
Снарядополет – десять миллиметров от лбов…

Ордер 07

…Принять рапорт в три минуты от полмиллиарда спортсменов.
Сделать сводку рапортов телемашинами в 10 минут.
Выключить солнце на полчаса.
Написать на ночном небе 20 километров слов.
Разложить сознание на 30 параллелей.
Заставить прочесть 20 километров в 5 минут.
Включить солнце…