Поезд сирот

Кристина Бейкер Клайн Поезд сирот

Кристине Лупер Бейкер, давшей мне в руки нить, и Кэрол Робертсон Клайн, снабдившей меня тканью

Кочуя от одной реки к другой, вабанаки вынуждены были переносить на руках каноэ и прочий скарб. Они знали, как важно отказаться от лишнего, понимали, что некоторые вещи придется бросить. Но сильнее всего продвижение затруднял страх, и часто оказывалось, что эту ношу скинуть сложнее всего.

Банни Макбрайд. Женщины утренней зари

Christina Baker Kline

ORPHAN TRAIN

Copyright © Christina Baker Kline, 2013

This edition published by arrangement with Writers House LLC and Synopsis Literary Agency

All rights reserved

Издательство АЗБУКА®

Пролог

Я верю в призраков. Они не покидают нас – тех, с кем когда-то жили бок о бок. Не раз и не два я чувствовала, что они рядом: наблюдатели, свидетели – не то что живые люди, которым нет до меня никакого дела.

Мне девяносто один год, и почти все, что когда-то было частью моей жизни, теперь принадлежит миру призраков.

Иногда мне кажется, что эти фантомы реальнее людей, реальнее Бога. Они заполняют молчание своим весом, плотностью, теплотой – точно тесто, поднимающееся под полотенцем. Моя бабушка – добрые глаза, кожа присыпана тальком. Мой папа – трезвый, смешливый. Моя мама, напевающая песенку. С этих призрачных созданий будто спадает вся горечь пьянства и безысходности, и в смерти они защищают и утешают меня – чего никогда не делали в жизни.

Я уже привыкла думать, что именно это и есть рай: уголок в нашей памяти о других, где обитают их лучшие «я».

Может, мне еще повезло: в девять лет я обрела призраки лучших «я» моих родителей, а в двадцать три – призрак лучшего «я» моего возлюбленного. И сестра моя, Мейзи, всегда рядом – ангел на моем плече. В мои девять ей было полтора года, в мои двадцать – исполнилось бы тринадцать. Сейчас, в мои девяносто один, ей восемьдесят четыре – и она по-прежнему здесь, со мной.

Может, призраки и не замена живым, но мне никто не давал выбора. Либо утешаться их присутствием, либо рухнуть без сил и оплакивать все, что утрачено.

Призраки постоянно шептали мне в ухо, чтобы я не сдавалась.

Спрус-Харбор, штат Мэн 2011 год

Сквозь стену своей спальни Молли слышит, как в соседней комнате, гостиной, опекуны говорят о ней.

– На такое мы не подписывались, – заявляет Дина. – Знала бы я, что у нее столько заморочек, никогда бы не согласилась.

– Знаю, знаю.

Голос у Ральфа усталый. Молли в курсе, что это именно он подал идею об опекунстве. Давным-давно, в юности, когда он был «трудным подростком» (об этом он поведал ей без всяких обиняков), соцработница в школе включила его в программу «Большой брат», и он до сих пор твердо уверен, что именно большой брат – или ментор, как он его называет, – не дал ему окончательно сбиться с пути. Дина же с самого начала отнеслась к Молли с предубеждением. Осложнялось дело еще и тем, что до Молли на их попечении находился мальчик, который попытался устроить поджог в своей начальной школе.

– Мне и на работе стрессов хватает, – говорит Дина, возвышая голос. – Последнее, что мне нужно, – это приходить домой и там тоже вариться в дерьме.

Дина работает диспетчером в полицейском участке Спрус-Харбора; по наблюдениям Молли, стрессам там браться особо неоткуда – пьяные водители, бытовые драки, мелкие кражи, ДТП – да и то нечасто. Если уж вам приспичило стать полицейским диспетчером, вряд ли найдется на свете другое место с таким низким уровнем стресса. Но Дина – человек нервный по натуре. Заводится по малейшему поводу. Она как бы исходит из того, что все в жизни должно идти гладко, – а если что вдруг не идет (такое случается, понятное дело, довольно часто), она удивляется и с ходу лезет в бутылку.

Молли в этом смысле полная Динина противоположность. Все семнадцать лет ее жизни почти всё шло наперекосяк, и она успела к этому привыкнуть. Если что-то вдруг начинает идти гладко, она просто не знает, что думать.